– Ты же понимаешь, что это никак не твоя ошибка? – Спрашивает он. – Ты проделала прекрасную работу. У меня никогда не было такого чистого дома. Просто... Ну, уверен, ты понимаешь, в чем проблема. Это больше не должно произойти.
– Ладно, – отвечает она, все тем же нейтральным тоном. – Я поняла.
Он не желает причинять ей боль, но он понимает, что уже сделал это. Он думает, что она будет просто разочарована, ведь ему хочется думать, что между ними была дружба. Или, может, она чувствует облегчение, что сможет уйти от старого развратника без шумихи. Это уже намного хуже. Но он знает, в чем дело.
– Знаю, ты полагаешься на эту работу из-за колледжа. Я не собираюсь это разрушать. Я дам тебе немного денег. Такую же сумму ты бы получила, продолжая на меня работать.
Ее фасад трескается. Как и ее голос.
– Вы хотите мне заплатить?
– Ну, да, – говорит он, искренне смущенный ее горечью. Он все испортил, занявшись с ней сексом. Он заплатит за это, все верно, и никогда больше ее не увидит. Но последнее, что он может сделать – это сохранить ее обучение, а это означает, что он продолжит платить ей зарплату, которую она получала.
Она останавливается. Ее нижняя губа дрожит, но глаза вспыхивают яростью.
– Можете оставить свои чёртовы деньги при себе.
– Эрин, я не понимаю...
– Не понимаете? Я объясню вам. Знаю, я просто глупая студентка, и вам плевать. Я могу это принять. Для вас я просто домработница, и в конце концов девушка, которую можно трахнуть. Но я не шлюха. Вы не можете заняться со мной сексом, а потом заплатить, чтобы я ушла.
Он шокирован.
– Я не это имел в виду. Конечно, ты не шлюха.
Ее лицо морщится от последнего слова. Она бросается вон из комнаты. Он догоняет ее, когда она ищет в сумочке ключи. Блейк сжимает ее руку.
– Эрин, Эрин. Пожалуйста.
Сквозь слезы она не может видеть, что делает, и в расстройстве бросает сумку, но отказывается на него смотреть.
– Эрин, мне жаль, – произносит он. – Я не должен был никогда тебя касаться. Ты заслуживаешь намного больше, чем...
– О, только вот этого не надо, – кричит она, наконец поворачивая свое заплаканное лицо к нему. – Знаете, я бы все отдала, чтобы быть с вами. И я взяла бы это любым способом, каким вы способны мне это дать, но только если вы не собираетесь мне за это платить. Я не могу быть проституткой, даже для вас.
– Я не хочу этого, – говорит он. – Я хочу тебя, и это все. Я просто не могу обладать тобой. Ты так прекрасна и молода, а я...
– Шшш, – шепчет она. – Хватит. Это все, что нам нужно было сказать друг другу. Если ты имел в виду то, что сказал, если ты действительно меня хочешь, этого достаточно для меня.
– Но так не должно быть, – сердится он. – У тебя должны быть стандарты. Ты...
Его голос прерывается, когда она хватает подол своей рубашки и стягивает ее через голову. Ее спортивный бюстгальтер едва ее прикрывает, показывая тугие соски. Ее талия переходит в широкие бедра, обтянутые черными брюками. У него пересыхает во рту.
Предупреждающие колокольчики звенят у него в голове. Он сказал, что больше этого не сделает, больше не прикоснется к ней, больше не будет ей обладать. Но затем она снимает бюстгальтер, а его разум блаженно молчит.
Он ничего не может поделать. Со стоном капитуляции он притягивает ее в свои объятья для медленного томного поцелуя. Это снова происходит. Все последствия потом свалятся ему на голову, но сейчас он должен попробовать ее, почувствовать ее под собой, притвориться.
"Прекрасная, прекрасная". – Он хочет прикоснуться к ней во всех прекрасных местах, но они везде. Ее пухлые губы, но нет, их надо изучать ртом. А эти полные груди с бронзовыми наконечниками – они созданы для его рта.
Но ниже находится мягкий женственный изгиб ее живота, плавные линии и тени.
А еще ниже – ее атласная сексуальность, но он не в состоянии прикоснуться ко всему и сразу.
"Постепенно", – этим был поглощен его разум, – "сейчас, сейчас. Прикоснись к ней сейчас. Возьми ее сейчас". – Сейчас она принадлежит ему.
Слишком поздно он замечает ее руку, нажимающую на его грудь, останавливая его. Она хочет, чтобы он остановился. И он остановится. Конечно, остановится. Он никогда никого не изнасилует, особенно ее. Не его уродливое лицо и слишком старое тело.
Но он видит, что в действительности она не останавливает его. Она берет его за руку и ведет в спальню. Снимая трусики, она заползает на кровать. Ее ноги раздвигаются в приглашении, в истинно женской манере. Раздвигаясь, но очень скромно.
Прежде чем он может придумать любую причину этого не делать, он уже обнажен ею по пояс. Мужчина теряет голову. Она сосет, ласкает и подводит его к разрядке. Его рациональная часть мозга кричит, что он должен ее остановить. Но его ошарашивает тепло их тел.
Она все ему возвращает. Трогает его, пробует его. Ее рот прокладывает себе дорожку вниз, и он этого желает, – "Боже, да".
Теперь еще он думает, что не сможет долго протянуть. Он знает, что не сможет, поэтому останавливает ее.
– Детка, – шепчет он, она останавливается и смотрит на него. Он легонько толкает назад ее плечи, не в силах сказать что–то еще.
"Детка". – Она принадлежит ему.
* * *
По его настоянию, Эрин обхватывает руками колени.
– Да. Вот так, вот так.
Положение не имеет значения, пока он будет находится внутри нее – во рту или где–либо еще. Она безумна, в необходимости держать его тело при себе.
Резкий разрыв девственности, короткая пауза, и вот он внутри нее. Его член входит в нее сзади. Его большое тело накрывает ее спину, пока он шепчет ей на ухо:
– Детка, ты такая горячая. Ты знаешь, как сильно я тебя хочу? Это все, о чем я могу думать. Ты делаешь меня глупым. Моя. Моя!
"Это хорошо". – Правда... ее мысли возвращаются к их первому разу и к тому, что он сказал. – "Ты не обязана смотреть".
Он делает именно это? Делает так, чтобы она не видела его? А она хочет его видеть. Более того, она не хочет, чтобы он так думал. Она начинает переворачиваться, но он прижимает ее спину сильной рукой.
– Не понравилось? – пыхтит он.
Она может ощутить, как он меняет положение тела и…
– Да! – Так стало лучше. Хотя не в этом дело. Не в этом проблема.
Она дергается так, что у него не остается выбора: держать ее или отпустить. Он отпускает. И всегда будет, она это знает. Он хочет всегда быть с ней нежным.
Не дав ему возможности передумать и отстраниться, она переворачивается, раздвигает ноги и направляет его член в свою киску. Его глаза расширяются, будто он хочет возразить, но потом, они скользя соединяются.
Он низко и хрипло стонет:
– Так хорошо. Моя.
Она хочет на это улыбнуться – она обожает, когда он так говорит. Она хочет, чтобы он никогда не останавливался, но она не в состоянии улыбнуться. Ни тогда, когда давление, напряжение, радость – все это возносит ее все выше и выше. Она едва может дышать, когда достигает вершины, какая там улыбка? Она кончает со сдавленным криком, он следует за ней, ощущая ее оргазм, пока она выжимает его.
– Эрин, – бормочет он в ее волосы. – Не уходи. Не уходи никогда... Люблю тебя.
Он замирает под ней. Она почти может слышать, как он размышляет: сначала воспроизводит то, что только что произнес, а затем ищет, что бы сказать еще.
Она поднимает взгляд и дотрагивается рукой до его щеки. Той щеки, к которой ее свободная рука оказывается ближе, поврежденной и изрезанной, и она поглаживает большим пальцем слишком гладкую и бесцветную кожу.
– Я тоже люблю тебя, – шепчет она.
Он стонет и закрывает глаза, поворачивая голову навстречу ее ласке.