Я его спрашиваю: «А зачем их казнить?» Он смотрит на меня как на идиота: «Для порядку в стране и всеобщего благоденствия, Ваше Величество».
«Всеобщего благоденствия… Нет, ты скажи, тебе лично от этого легче будет?»
«Конечно, – отвечает, – если стране хорошо, то и мне тоже».
«Ну, тогда и казни их сам, если тебе это нужно, – говорю я и отодвигаю ему приговор. – Я-то тут при чем?»
Но что-то он своей башкой думает. Не знаю уж, про страшный суд или еще что-то, но начинает он, конечно же, трясти щеками с указательным пальцем и пихать приговор обратно в мою сторону.
Они меня кормят и одевают, чтобы сваливать на меня все свои гадости.
А я когда-то просто любил принцессу. Тогда я еще не знал, что это значит так много. Нет, я, конечно, все знал про любовь и ненависть, про жизнь и смерть, про свет и тьму. Но оказалось, что между ними располагается огромное количество совершенно неизвестных мне обязанностей, подлостей, предметов, понятий, причин и следствий, правил и законов, кошек и мышек, жучек и внучек. Откуда они повылезли? И где прятались раньше?
Генерал приперся. Скучно ему. Вообще-то нет, не скучно. Он боится, что я его должность упраздню за ненадобностью. А впрочем, не так уж и боится. Он тогда устроит военный переворот и введет хунту. Только ему этого пока не хочется. Он любит просить у меня гречневой крупы для солдатиков. А если он станет диктатором, то у кого ее просить?
Но, поскольку нам никто не угрожает, хоть их режь, он постоянно придумывает всякие опасности отечеству.
«Ваше Величество, – рапортует, – по данным Генштаба, в окрестностях деревни Завалинки обнаружен дракон огнедышащий, который требует трех девиц непорочных с целью их пожирания. Или вступления с ними в брак, по другим источникам. Предлагается послать для искоренения оного два батальона в асбестовом обмундировании с огнетушителями».
«Ну, так посылайте», – говорю.
«Никак невозможно, Ваше Величество, кладовщик огнетушителей без Вашего приказа не дает, потому что пропил».
«Слушай, – говорю я, подписывая приказ кладовщику, – а как ваш дракон определяет – порочную девицу ему прислали или нет? Может, его сначала допросить, чтобы поделился, а потом уже огнетушителями?»
«Так точно, Ваше Величество, допросим!» Он сейчас на все согласен. Скучно ему. Теперь зато пойдет к кладовщику, будет орать, грозить саблей, пинать его в тощий зад сияющим сапогом…
А смешно было бы, если и правда дракон. Пойти бы в лес, найти избушку на курьих ножках… Старуха бы чего-нибудь присоветовала, если жива еще.
Да ладно, сиди уж, дурак старый. С драконами воевать – стимул нужен. А скука – какой это стимул? Сожрет, и правильно сделает. Да и старуха разговаривать не станет. Что-то она тоже себе думает.
Министры все воры. Я их понимаю, я бы тоже воровал, пока есть чего. Королевство наше еще живое только потому, что руки у соседей не доходят. Они там Америку какую-то делят. А как поделят, так и про нас вспомнят. Да и соседушку нашего, Шыша Осьмнадцатого, не забудут. Он по пятницам жену свою колотит из государственных, как уверяет, соображений. За две границы слыхать.
Мой генерал все предлагает его завоевать. Завоевать-то можно, он и не заметит. Так ведь солдатики пойдут за яичками мародерствовать, девок крестьянских за груди лапать. Крестьяне разобидятся, да ну их…
Нет, не гожусь я в Александры Великие. И профиль мой никаких монет украшать не будет. Оно и к лучшему – совсем негодный у меня профиль, честно сказать.
Министр внутренних дел на прием просится. Тоже, небось, про дракона рассказывать. Подождет.
Кладовщик тоже фрукт. Ворует-ворует, а сам худой как Кащей, на колене солидол, из подмышки пакля. Никто его ни разу в жизни трезвым не видел, но и не спит он никогда. Сидит он в своей кладовой и желтыми глазами тьму освещает. И все слышит, что в мире происходит. Как постное масло мешки с сахаром заливает, как крыса свечку жует, как гриб растет и как скользкие гады сами по себе в муке заводятся.
И верует он свято, что все превзошел, все понял, что все пыль и плесень, и пожрут нас всех, в конце концов, тараканы да мокрицы.
Страшная у него работа. Пусть пьет.
Прошлый кладовщик тоже постигал. И ведь постиг, сукин сын. Открылись ему тайные пропорции и суть вещей, отчего крупу он стал отмерять в аршинах, а сукно в поллитрах. Пытались мы его отговорить, да где там… Смотрит он на нас и жалеет, непросветленных. Пришлось прогнать.
Воровать воруй, а пространство нам не запутывай, мы и сами заблудимся.
Вон мой генерал опять пылит по плацу, аж галифе вспотели. Лица на нем никогда не было, но сейчас и рожа красная куда-то пропала. «Ваше Величество, – пыхтит, – солдатики не вернулись. Сгинули».
Вот это да… Может, и правда дракон. Или солдатики просто реквизировали самогон у какого-нибудь крестьянина и протирают амуницию, с них станется.
Жалко генерала, если их действительно дракон пожрал. Он и правда отец солдатам. Столько времени потратил, чтобы из крестьянских остолопов сделать регулярное войско. Выбивал из моих полоумных кладовщиков кальсоны, сапоги, полевые кухни, жестяные миски.
И ведь сделал. Не отличишь, как настоящие. Воевать они, конечно, не пробовали, но во фрунт и за отечество – не хуже пруссаков.
Как там, интересно, Ее Величество поживает? Когда же мы виделись в последний раз?
В эпоху беспрерывных скандалов мал был нам этот дворец, куда ни ткнешься – везде королева с ледяной спиной. Куда она ни зайдет – а там я с кирпичной рожей. А нынче что уже выяснять? Все давно понятно и ей, и мне.
Где-то она живет, что-то думает. Исчезает куда-то, потом кивает, проходя мимо по неизвестным своим делам.
Совершенно прозевал я тот момент, когда стал говорить одни глупости и подлости, когда походка моя стала дурацкой и пахнуть я стал чем-то невкусным. Прозевал. На кого обижаться?
Все время я от нее отстаю. Сначала любила она так, что хоть солнце не всходи, зато и ненавидела потом до того, что в одной кровати спать страшно. Права она – пресный я человек. Никакого порыва. Ни тебе на белом коне, ни в набежавшую волну… Сейчас ей уже все равно.
Я устал от нелюбви. Никого ни к кому.
Министра внутренних дел я боюсь. У него нет ни одной иллюзии. Это бы ничего, но он и у меня их отнять хочет. Как только он открывает рот, я не очень удачно изображаю из себя солдафона-самодура. «Как докладываешь, мерзавец! – ору. – Пшел вон, десять кругов по плацу строевым шагом!» Он присылает мне отчеты, а я их не читаю никогда.
Очень я дорожу своими иллюзиями. Мне без них смерть. И так уже все старые, прочные, порастащили, а новые заводить, ох, как сложно в мои-то годы. Растут кое-как, вялые, полупрозрачные.
Я бы этого министра давно прогнал, но боюсь. Не знаю, что там ему про меня известно. А пуще того боюсь, что он про меня знает то, чего я и сам про себя не знаю.
Но сейчас придется с ним разговаривать.
«Ваше Величество, дракон настоящий. Хотя, конечно, ни на каких девицах он жениться не собирается. Занимается, в основном, поджогом озимой пшеницы и пожиранием коров и мелких домашних животных. Басня про девиц распущена старостой деревни. По моим сведениям, на почве отвергнутых притязаний к одной этих самых девиц».
Черт бы тебя подрал. Все-то ты знаешь. И если сказал, что дракон есть, то он есть.
Скверно.
«А может, ему кошку отравленную подбросить?» – спрашиваю безо всякой надежды.
«По моим сведениям…» – снисходительно начинает супостат. «Пшел вон! – ору. – Почему воротничок не подшит? Где ремень, мать твою?»
Как будто я сам не знаю, что даже в слона столько крысиного яда не влезет, чтобы этого дракона хотя бы понос прохватил.
От генерала толку нет. Он будет рисовать кроки, утыкает карту синими флажками, его солдаты будут кукукать в зарослях, брать языков, он их всех отправит на гауптвахту, сам туда сядет, но больше ни одного солдата он на дракона не отправит. И правильно сделает.