Помню, как прочёл это, отбросил прочь Ортегу и накинулся на Хименеса – много прекрасных стихов, но ничего о полушариях. До сих пор не знаю, кто виноват: Ортега, Колумб, Хименес, переводчики или это я такой невезучий… А может быть, не было никакого плаванья к полушариям? Сам Рамон Хименес мореходом себя не считал, он говорил, что его творчество было походом навстречу Красоте. Кстати сказать, наш попутчик…
От снабжённой рифмами и разбитой на строчки поэзии перейдём к поэзии, искусно замаскированной под прозу. Но, пока не забыл,откроюсь, зачем дважды был мною закрыт скобками Николай Семёнович Лесков. Хотел Вас ознакомить, хотя бы бегло, с Законом парных случаев в следующем его проявлении: ни разу в течение длительной переписки не прозвучало имя писателя-классика Лескова, а вот в этом письме (надо же!) упомянуто два раза.
Ну а теперь читаем поэтическую прозу Ивана Бунина:
«Были эти слабые, сладчайшие в мире губы, были от избытка счастья выступавшие на глаза горячие слезы, тяжкое томление юных тел, от которого мы клонили на плечо друг другу головы, и губы ее уже горели, как в жару, когда я расстегивал ее кофточку, целовал млечную девичью грудь с твердевшим недозрелой земляникой острием…»118
Иной пример. Василий Фёдоров:119
Я не знаю сам,
Что делаю…
Красота твоя, –
Спроси её.
Ослепили груди белые,
До безумия красивые…
Я не знаю сам,
Что делаю…
И, быть может,
Не по праву я
То целую эту, левую.
То целую эту, правую…
А тут всё наоборот. Всё бы стихи, и размер, и рифмы, а читаешь, как прозу. Вдобавок, прозу возмутительную! Ладно, красавчик-женолюб Бунин приник к девичей груди, ему можно, заслужил. Но Василий Фёдоров, ни дать, ни взять – дед Щукарь120, и что вытворяет! Да ещё игриво сомневается: «И, быть может, не по праву я».
Вот, Серкидон, пока мы с Вами теоретизируем и фантазируем, мир принадлежит тем, кто не по праву и нагло действует. Возмущением горло моё перехвачено, «безголосую песню свою»121 петь более не могу, простимся. И если Вам, темпераментный Серкидон, приснится эротический сон, мы с Иваном Алексеевичем и Василием Дмитриевичем посчитаем свою задачу выполненной.
Жму Вашу руку, и до следующего письма.
-19-
Приветствую Вас. Серкидон!
Как руководство к действию принял я одно из суждений премудрого Кола Брюньона, достославного героя Ромена Роллана:
«Я люблю, как наши большие белые волы, пережёвывать вечером дневной корм. Как приятно потрогать, пощупать и помять всё то, что подумал, заметил, собрал, посмаковать губами, испытать на вкус, не торопясь, так, чтобы таяло на языке, медленно, в обсоску, рассказывать самому себе всё то, что не успел спокойно вкусить, пока ловил на лету! Как приятно пройтись по своему маленькому миру, сказать себе: «Он мой. Здесь я хозяин и повелитель…»
И вот нынешним вечером, смакуя свою утреннюю писанину, я вздрогнул, точно меня, как большого белого вола, огрели хлыстом по хребтине. Эх, дурачина я, простофиля! Целое утро всех подряд цитировал, даже Александра Сергеевича Пасынкова упомянул, а поэта номер один – А.С. Пушкина – запамятовал.
Утренний «косяк» спешу исправить тут же, до завтра не откладывая. А поскольку пишу вечером, письмишко может получиться и коротеньким, и местами пасмурным. Вы его строго не судите.
Итак. «Весёлое имя: Пушкин!»122 Ну и что же Пушкин?..
А Вы, знаете, Серкидон, кажется, я начинаю понимать, почему в утреннем письме не прозвучало это «весёлое имя». Как-то не густо у Александра Сергеевича написано по нашей теме. Разве что – «Дианы грудь…»
Всуе помянутый утром Моруа воскликнул бы: «О! Это про грудь Дианы де Пуатье!»123 А вот и нет! Пушкин имел в виду не фаворитку Генриха II124, а богиню Диану, которой дал обед верности пасынок Федры – юноша Ипполит. Диану-охотницу восхищённые художники, все как один, рисовали с грудью и упругой, и красиво очерченной. Исходили из того, что была Диана девственна, а значит, не касались её груди ни жадные мужские руки, ни жадные младенческие губы. А потом: жизнь богини протекала в движении, на свежем воздухе, что весьма полезно и для всего организма в целом, и для женской груди в частности.
После слов «Дианы грудь…» сбился Александр Сергеевич на ланиты, да ножки. В основном, конечно, на ножки, они-то и отвлекли его настолько, что «перси полные томленьем»125 воспел пылкий поэт, господи прости, достаточно лениво.
121
Строчка из стихотворения Ю.И.Колкер Юрия Иосифовича,
Колкер Юрий Иосифович, р. 1946., русский поэт.
123
Диана де Пуатье (1499 – 1566), возлюбленная и официальная фаворитка французского
короля Генриха II.
124
Генрих II (1519 – 1559), король Франции с 1547 года, при рождении получил титул
герцог Орлеанский.