Вы себе ничего не хотите удлинить?.. Ах, у Вас и так всё длинное. Ну тогда Вам повезло…
Серкидон, ответьте мне по-быстренькому, ради кого это всё?! Ради кого принимает женщина и безмерные страдания, и немыслимые мучения?! Ради кого рискует здоровьем?! Ради кого они наращивают, наедают, выбивают, зеленят, чернят, раскатывают, завивают, увеличивают и удлиняют?! Ради кого голодают и наносят на себя тонны косметики? Ради кого загорают в соляриях до африканской черноты и прыгают в фитнес-клубах до помешательства? Диетами доводят себя до анорексии?.. В рассказе Семёна Альтова сказано: «Да ради такого мужичка, как ты, Вася…» А я, не имея иного героя, скажу так: «Ради такого Серкидона, как Вы!»
Цените эти жертвы, войны полов печальный новобранец.
Жму Вашу неудлинённую руку, и до следующего длинного письма.
-34-
Приветствую Вас, Серкидон!
Закончили путешествовать, учимся жить оседло.
И прекращаем рассматривать части тела обособленно. Как бы ни был красив нос майора Ковалёва, но разгуливать отдельно даже свободолюбивому органу чувств не положено. Лишь посаженный на своё место, он мило смотрится и способен исполнять свои функции.
Вот и другой гоголевский персонаж, незабвенная Агафья Тихоновна, занималась глупостями: «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколь-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазаровича, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича – я бы тогда тотчас же решилась. А теперь – поди подумай!»
Жалко-то как, что не было Вас, Серкидон, среди женихов, а то начала бы придирчивая невеста так: «Эх, кабы к носу Серкидона…»
Ох, девоньки, ох, раскрасавицы, вам бы задуматься, а главное ли внешность жениха? Надо ли вам искать счастья в отдельных органах мужчин? Может быть, главное разобраться: а начал ли он соображать, нарядный наш, соображением своим? Окреп ли он разумом? Знает ли, а зачем он нужен, муж? Или рано пришёл женихаться, или он – вылитый Бальзаминов, прости господи, такой же придурок…
Ну что же, прощаясь с гоголевскими героями, выдадим Агафью Тихоновну за Бальзаминова, крикнем им «горько» и сопроводим новоиспечённую пару в свадебное путешествие. Куда? В солнечную Италию, по гоголевским местам…
Молодым – в Рим, а мы рванём в тихий итальянский городок Прато, где заждались нас старые знакомые – милейший Фиренцуоло и озорник Чельсо. Автор и главный герой труда «О красотах женщин», с коим и ознакомимся. Чельсо развлекает четырёх красоток. Как я завидую ему! Чистота небес, лоно природы, четыре очаровательных создания и один затейник-Чельсо среди них. Рискованную, но весьма занятную для дам игру ведёт Чельсо. Подмечайте, Серкидон!
Первым делом ведущий напомнил легенду о древнегреческом живописце Зевксисе.
По приглашению жителей острова Кротон художник приехал для работы над портретом Елены Троянской. Он попросил привести к нему самых красивых девушек острова и выбрал из них пять наикрасивейших. Затем, имея перед глазами прекрасные черты и формы, написал портрет, взглянуть на который было неземным наслаждением. Полагают, что у одной из девушек взяты были руки, у другой глаза, у третьей лоб и т д.
А мне кажется, живописцу нужна была только атмосфера женственности. Молодостью и здоровьем вдохновился он, приступая к работе, а в конечном продукте ни одна из девушек не нашла ничего похожего на свои руки, глаза, лоб, ибо великий мастер (по словам Сенеки) придаёт свой чекан всему, к чему прикасается.
Но игривый Чельсо словами скажем с натяжкой – земляка пренебрёг и легенду о живописце Зевксисе использовал как отправную точку. Он заявил, что, используя красоты четырёх имеющихся в его наличии дам, он намерен создать идеальную женщину – «химеру».
Для начала для порядкаЧельсо решает взять для «химеры» волосы у Вердеспины. Тут же Сельваджа, обращаясь к служанке, восклицает:
–Лена, принеси сюда ножницы, чтоб она их остригла…
– Нет, – отвечает Чельсо, – ножницы не понадобятся, достаточно будет «лезвия воображения. «Химера» – красавица, которую можно только представить, но не повстречать.
Ну а затем с шуточками и прибаутками Чельсо продолжает «отбирать» у женщин их красоты: у Лампиады оказалась совершенная форма рта, но губы хороши у Сельваджи, самые лучшие зубы у Аморрористки, а у Вердеспины – десны и язык. Так потихоньку-полегоньку, с миру по нитки, с красавицы по красотинке. Случаются и препирательства со стороны прекрасных дам: помните, как засмущалась и мило заартачилась Сельваджа, когда на алтарь красоты потребовалась её грудь? Наконец Чельсо последними мазками наделил идеал прелестью Лампиады, королевской величавостью и весёлостью Аморрориски, изяществом Сельваджи и грацией Вердеспины.