Если талию молодой жены Роже Вадим, сын русско-подданного, охватывал восхищёнными пальцами обеих рук, то удачу, птицу счастья, он всегда хватал двумя руками и удержал, как бульдог. Учитесь, Серкидон!
Ему ли, этому сластолюбивому бульдогу, было не знать, какой чувственной может быть Брижит?! Он – её первый мужчина. В его руках бесшабашная и безбашенная школьница стала воплощением чувственности. Роже Вадим увидел в ней эротическую дубинку, за которую крепко ухватился и ударил мир ниже пояса.
– Почему на ней так мало надето?
– Какой смысл на неё что-то надевать? Сколько ни надень, мужчины всё равно видят её голой.
Так оправдывался перед критиками новоявленный Пигмалион.
Образ дебютантки кинематографа – свободная от запретов сексуальность. Брижит в бикини – знамя, которое каждому мужчине хотелось подхватить и нести-нести, а уж если целовать-целовать…То совсем не так, как целуют знамя…Ну а причёска «бабетка», платья в клеточку, туфли без каблуков – всё это уже дамские штучки.
Серкидон! Чем мы с Вами занимаемся? Ладно ещё, когда я пытаюсь донести до Вас мысли о философах, сдобрив это шутками-прибаутками, но когда я читаю за Вас книжки о киноактрисах… Согласитесь, могли бы и сами…
Дальше ничего лишнего, только образ, окруживший диву. Опять-таки, образ в моём представлении, Вы можете с моим восприятием не согласиться. Про образ француженку Бардо сказано, побежим по киноактрисам дальше.
Американка Мэрилин Монро.
Роскошная женщина, женщина-карнавал, а в ней секрет счастья, которым она вот-вот поделится, всё для чувственной любви, всё, что зовёт и манит мужчину. Стопроцентная эротизация образа. Она пришла, чтобы остаться навсегда: на обложках, на плакатах, в душах и сердцах. Почему? Потому что она интуитивно открыла многие тайны женской прелести. Одна из них: симметрия убивает красоту. Чтобы не стать безжизненной куклой, Мэрилин посадила родинку на левой щеке.
Итальянка Софи Лорен.
Страстная, зовущая в омут сексуальности. Вулкан страстей. Страсть и темперамент. Коварная, переменчивая, мстительная Кармен. Тёмные волосы – тёмные страсти. Рискни, если ты смел и пылок, как Хосе.
Немка Марлен Дитрих.
Икона стиля, колдовское озеро, нездешняя лунная дива, взгляд очаровательного удава, роскошь: драгоценности, меховые боа, пуховые мантии, экзотика, публичное купанье в роскоши. Платье из двух тысяч лебедей не самое дорогое из одеяний дивы.
Что роднит этих разнонациональных актрис? Все они девочками считали себя некрасивыми. И они имели на то все основания. Это – четыре гадких утёнка. И что?! Пришёл добрый волшебник и махнул волшебной палочкой? Нет, никто ничем не махал. Каждая из них сама себя сделала. Упорный и самоотверженный труд.
Брижит Бардо.
Если говорить только об осанке и посадке головы. Брижит с шести до семнадцати лет занималась балетом. Строгий балетмейстер русского императорского театра больно бил линейкой по коленкам: «Не так, не так…» Балетмейстер не был садистом, просто тело лучше запоминает через боль. Дома Брижит носила на голове стакан с водой. Вода ни разу не пролилась на дорогой паркет буржуа. Иначе бы буржуазный папенька свернул бы дочери гордо посаженную голову.
Мэрилин Монро.
Если говорить только о груди, то тут и парафиновые инъекции, и бюстгальтер особой конструкции, с чашечками, с бретельками, с подкладками. Всё это надо было придумать.
Софи Лорен.
Если говорить только о походке. Софи часами ходила между двумя рядами тумбочек, закрывая их дверцы крутыми бёдрами. Ходила и закрывала до тех пор, пока дверцы не стали закрываться неслышно.
Марлен Дитрих.
Если говорить только о дебюте. Приехав в Голливуд, Марлен похудела на пятнадцать килограммов, изменила манеру говорить, чтобы убрать выступающие скулы, удалила четыре коренных зуба.
Пришло время для вывода. В удачном образе и высшая степень индивидуальности, и торжество гармонии. Прежде всего мужской взгляд ищет образ, и лишь при отсутствии такового начинает рассматривать частности.
Философ Сенека говорит, а мы внимательно слушаем: «Не та красива, у которой хвалят руку или ногу, а та, у которой весь облик не позволит восхищаться отдельными членами».
Слово поэтам. Шарль Бодлер из эссе «Поэт современной жизни»: