Она могла бы врать себе.
Но, само собой, у неё были чувства к Драко Малфою, просто их тяжело обозначить. Пока Гермиона была завалена учёбой, обязанностями старосты и смутными мыслями о будущем и у неё не было маховика времени, дарующего дополнительные часы в сутках, осознание, взвешивание, планирование этих чувств отодвигалось на задний план.
Однажды. Когда-нибудь. Скоро. В ближайшее время. В следующий раз.
Она притормозит, обдумает всё и примет решение, касающееся отношений с Драко Малфоем.
Пока же она не могла остановиться, ей нужно было двигаться.
Их стоны разной тональности и громкости, но вместе звучали удивительно хорошо. Почти мелодично. Гермиона отклонилась назад, запрокидывая голову, и перед глазами, в её собственной бордовой темноте, рассыпались золотистые искры.
Напряжение должно было смениться освобождением.
Должно было…
Внезапно Драко дёрнулся, скинув её с колен, руки оторвались от головы и обхватили Гермиону поперёк талии. Он метнулся, перевернув её на живот и вмиг накрывая своим телом. Влажный член мазанул по задней поверхности бедра под ягодицей.
— Ты…
— Я, я. Сейчас.
Она могла бы проклясть его, окажись под рукой палочка, но лишь уткнулась лицом в подушки и приподняла бёдра, раскрываясь и предвкушая. Драко никогда не разочаровывал её — не позволяла гордость, — но всё же промедление вызывало почти болезненное томление. Будто весь организм боялся недополучить своего.
Он вновь заполнил её одним резким движением, и тело сотряслось в такт толчкам.
Он двигался размашисто и жёстко, и Гермиона закрыла глаза, что было бессмысленно, когда она и так ничего не видела. Но жмуриться — это действие, а ей необходимо было делать хоть что-то.
Толчки рождали трение, наполненность, и Гермиона растекалась. В этот момента она могла бы позволить ему что угодно. Что угодно…
Вдруг он завалился в сторону; на миг Гермионе показалось, что, сбившись, Драко был готов упасть, но он лишь перенёс вес на одну руку, а второй дёрнул её ногу, согнув в колене. Гермиона захныкала, когда поменялся угол и сила проникновения.
Он сжал её ягодицу; рука опустилась на неё резко, короткие ногти впились в кожу.
Она стонала, ну конечно, она стонала в голос.
Второй рукой он с силой зарылся пальцами в её кудри и повернул голову на бок. Гермиона распахнула рот, хватая воздух, и Драко склонился ниже, врываясь языком между её губ. Он вылизывал, толкался, сжимал, и скованность в теле набирала силу. Дрожь прыгала за рёбрами, металась по низу живота, обжигала конечности.
Всё на мгновение сжалось.
Гермиона ахнула:
— Малфой!
— Грей…
Зубы вонзились в её нижнюю губу, и Драко с силой прижался лбом к её щеке.
Она расклеилась, растаяла, рассыпалась, распалась на куски. И в голове на миг мелькнуло, что это всё имеет смысл. Какой-то скрытый, потаённый, но имеет.
Драко отстранился, и, с трудом перевернувшись на спину, Гермиона замерла, раскинув руки. Грудь тяжело вздымалась, и ускоренный стук сердца отдавался по всему телу. Разгорячённую кожу охладило дуновение свежего воздуха; Драко явно взмахом палочки приоткрыл окно.
Голова была пустой… Почти пустой.
Драко вдруг склонился к ней и крепко поцеловал в губы, потом ещё раз, и снова — уже легко, почти касаясь. Гермиона ладонью прижалась к его плечу, способная лишь на это. Он лёг рядом, свистящее дыхание вырывалось изо рта.
Какое-то время они лежали молча. Отдыхали и справлялись с собой.
Обычно он уходил достаточно быстро; по пальцам одной руки можно было пересчитать те дни, когда они оба были так измотаны, что засыпали рядом. Но в этот раз даже под маской Гермиона чувствовала, как Драко смотрит на неё.
Она чуть повернула голову в его сторону; он заметил и нарушил тишину:
— И как твои кошмары?
Вопрос сорвался словно между прочим, голос был рассеянно безразличный.
Он знал.
Она спала большую часть ночей, всё было вполне терпимо. Но иногда видения будили её резко и бесповоротно, покрывая спину склизким потом страха и затуманивая сознание. Они возвращали в дни ужаса, тоски, разочарования. И хоть Гермиона умела быстро отмахнуться и вернуть себя в реальность, они мешали концентрации. Поэтому она боролась с ними.
Временами она не сдерживалась и выходила ночью в гостиную, где в некоторые дни встречала Драко. Порой её обуревала скука или возбуждение — и она шла к нему сама, прямо в комнату, которую он никогда не закрывал от неё.
Свою она тоже почти всегда оставляла открытой.
— Лучше, — Гермиона неопределённо качнула головой. — Зелья Помфри помогают. И эта маска.
Он хмыкнул — совсем тихий звук, но достаточно отчётливый в тишине комнаты — и что-то невнятно промычал в ответ.
— А ты?
— Меня чуть было не сморила лекция Бинса, мне не нужны зелья, — легко, насмешливо, язвительно.
Какая незатейливая ложь, он даже не постарался.
Ведь Гермиона знала, что Драко здесь в том числе из-за того, что снова не мог заснуть.
— Ты шутишь? — подначила она и повернулась к нему, перекатившись на бок. — Биография Улика Гампа невероятно увлекательна, и меры соблюдения статута о секретности, которые он ввёл…
— Тише, тише, Гермиона, — он перебил её со смехом. — Сохрани запал для своего эссе, не надо мне его пересказывать. Я верю, что у тебя уже заготовлен рассказ на тридцать страниц. Или ты снова выйдешь за лимиты и напишешь под пятьдесят?
— Ограничения бессмысленны, одна лишь классификация непростительных заслуживает…
Вот они: двое вчерашних детей, которые пережили войну, теперь так просто спорят о домашнем задании и нудных — ладно, правда нудных — лекциях. С маской (одной ли?) на лице и посткоитальной расслабленностью тела.
Драко фыркнул, вновь прерывая её:
— Ты же знаешь, что за дополнительные страницы не дают баллов? Я вообще считаю, их должны снимать. Умение быть кратким — отдельный талант.
— Ну уж точно не твой, Малфой.
Его смешок коснулся её кожи.
— Мне и не нужно быть кратким. У меня слишком блестящее красноречие и слишком хорошая выдержка, чтобы ими пренебрегать.
— Ты имеешь в виду, что у тебя длинный язык и…
— О, Гермиона.
— Я не это хотела сказать.
— Теперь ты меня не переубедишь, я польщён, хоть это и факт — а факты не должны льстить.
Она, должно быть, покраснела до корней волос, но понадеялась, что маска для сна и темнота скрыли это от его внимания.
— Ты полный придурок — вот тебе факт.
Драко снова рассмеялся, и звук осел где-то внизу её живота, вызывая лёгкую дрожь.
— Голословные утверждения, Гермиона. Ты даже не видишь меня, так откуда можешь знать?
Она знала: мерзавец улыбался. Поморщившись, Гермиона обронила:
— Делаю вывод на основе звука голоса и слов, — она поджала губы и, задумавшись на мгновение, всё же добавила: — Но это несправедливо.
Она, пожалуй, не имела в виду ничего такого, но тишина вдруг приобрела другой оттенок. Что-то в её словах заставило его задуматься. Он не отшутился, не поспорил, не съязвил в ответ, а лишь молчал и только через долгую минуту протянул:
— В жизни много несправедливых вещей, но это не одна из них, — он вновь помедлил, прежде чем продолжить. — Если бы ты потрудилась задуматься, то поняла, что всё на самом деле честно. Так что ты могла бы уступить мне хотя бы это.