Сегодняшнее противное хмурое утро постепенно перерастало в не менее хмурый день. Серое небо без проблеска солнца способствовало продолжению Веркиного сна, но поспать ей было не суждено.
Мелодичная трель телефона зазвенела в ушах. Со сна ничего еще не соображая, Верка нашарила телефон и подняла трубку, из которой полилась нескончаемым потоком прямая речь без точек и запятых. Конечно, Маша, кто еще умеет так трещать.
— Ты разве не уехала? — удалось наконец вклиниться Верке.
— Завтра, золотой, завтра, но еще не точно, ты спишь, извини, не хотела будить, надо встретиться, поговорить срочно, не знаю еще, увидимся или нет, очень жаль, но срочно можно приеду? — Маша била хвостом, явно преследуя свою какую-то цель, открывать которую по телефону не желала, заливая все потоками слов. Это была ее обычная манера. У Верки не было желания пускать ее в свой дом, но тащиться куда-то сейчас было немыслимо. Машин напор по телефону нарастал, трескотня ввинчивалась в ухо.
— Ладно, жду, сейчас встану. — Верка трубку бросила, кошмар временно прекратился, начались воспоминания.
Что же было вчера? Мишка так и не появился, зато подвернулся этот слюнявый Сашка, они с какой-то компанией поехали черт знает куда в баню, она там забыла свой лифчик, вспомнила на обратном пути, жалко, теперь не вернешь. Сашка — потная свинья, почти импотент, толку никакого. Куда пропал Витька? И этой стерве что от нее нужно, интересно? Ехала бы себе, куда она там намылилась, пока не повязали. К Маше у Верки отношение давно сложилось четкое и определенное — держаться подальше, в дом не пускать. Была в ней какая-то липкая привязчивость, как у жвачки: попадет в рот — и работай на нее челюстями, к зубам липнет, выплюнуть трудно. Хотя Верка ее давно знала, сколько себя помнила, с детства. Маше сороковник уже стукнул, и она была дружна с мамой Наташей. Дружба, правда, не была крепкой, но периодически Маша появлялась у них в доме и всех учила жить. Оснований учить у нее было мало, поскольку Машина жизнь малиной явно не была. И только в последние два года в ней начал устойчиво расширяться просвет, после того как Маша получила очередной, пожалуй, самый крепкий нокаут. С трудом обошлось без тюрьмы. Сейчас она зализывала раны и, очевидно, нуждалась в деньгах. У Верки была заначка в сто долларов, но про них никто не знал, в этом она была уверена. Не могла знать и Маша. Интересно, что все-таки ей надо?
Сначала Верка поползла на кухню к крану. Вчерашняя попойка давала о себе знать. Умылась. Расчесала фиолетовую гриву. Действительно, похоже на баклажан, как и было обещано на этикетке. Только на что тогда похожа морда, на огурец? Точно, особенно цветом. Зеленый огурец, украшенный веснушками. Тьфу! Ладно, зато ноги есть. Пока не переломали и не выдернули. Такие угрозы поступали регулярно, уж больно егозиста была Верка.
Надо сказать, что по поводу своей внешности она в детстве, конечно, комплексовала. Но лет в четырнадцать, получив в подарок от природы сформировавшуюся фигуру и пожав первый урожай мужского внимания на улице, поняла, что особенных причин для тоски у нее нет, только успевай отбиваться. В последующем свой женский потенциал стала расходовать экономно, без нужды не тратясь, и в основном таскала замызганные джинсы и тапочки. Интересно, что нужно этой гадине? Денег не дам. Самой жить не на что. В холодильнике мышь повесилась, пусть заглянет, убедится. А она заглянет. Она везде нос сунет, сволочь. Уже тут, уже в дверь звонит. Быстро прибежала, значит, припекло.