Глава 3
Без роддома ни один человек давно уже не обходится. И мы здесь не обойдемся. Когда обыватель слышит это слово, он начинает вспоминать всякую мерзость — кровь, боль и всякое такое. Особенно если это женщина. Всплывают в памяти неизбежно где-то услышанные или прочитанные ужасы о кражах или подмене детей и многочисленных жертвах пьяных акушерок. У нас к роддому интерес свой. На самом деле это довольно сложный организм, который всегда сам по себе, как кошка. Даже если он при большой больнице, то все равно живет своей загадочной жизнью. Наверное, так и должно быть, ведь кто-то же сказал, что роды — таинство.
Работники его, соответственно, тоже отличаются. В основном живостью характера и специфическим знанием жизни. С ее изнанки, конечно. В каждом роддоме передаются из уст в уста свои байки и всякие интересные случаи, причем интересные не только с медицинской точки зрения. Их любят вспоминать по поводу и без повода, от скуки и на коллективных пьянках. Но только в своем кругу. На то есть причины. Слабонервные люди, далекие от медицины, диковато реагируют на эти рассказы. Здесь услышишь и про пьяных вдребадан рожениц, и про всевозможные виды человеческого уродства, инвалидности и плодовитости одновременно с неизменным изумлением в конце рассказа: «Интересно, кто же это на нее залез?»
Но самая популярная тема называется просто: отказ. Как и кто отказался. От кого — понятно. От новорожденных. Как от хилых, так и от здоровых. Это, как показывает практика, значения не имеет. Статистики на эту тему нет, но впечатление такое, что больных бросают реже. Но в то же время их и меньше. И потом — они часто умирают сами и нет нужды их бросать. Методы отказа от детей тоже разные. Бывают прямые: пишут бумагу и уходят, иногда зареванные, бывает и с гордо поднятой головой. Бывают хитрые. Например, звонок в милицию: «Знаете, шла мимо помойки, услышала детский крик. Приезжайте, разбирайтесь». Разбираются, хотя и с трудом. Звонила мамаша. Просто выбросить на помойку духу не хватило, решила поступить гуманно. Или звонок в дверь роддома. Мужик с коробкой из-под сапог. В коробке ребенок. Новорожденный, только вылупился, здоровый. «Шел по улице, смотрю — коробка, в ней ребенок. Решил отнести в роддом». Опять разбираются, оказалось — папаша. Действовал по заданию мамаши. Бывает, врут фамилию и адрес, затем норовят смыться в окно. Или отпросятся получить перевод на почте — и привет. Отказ писать не хотят.
Наташа на этих мамаш насмотрелась. Хотя смотреть особенно нечем было, видела плохо с детства. Очки с толстенными стеклами недавно надела, а когда в деревне жила, так слепая и ходила, углы сшибала. Серенькая женщина, но добрая очень и тихая. В жизни воды не замутит. И Женя у нее такой же был, тихоня. Паренек корявенький и смирный. Правда, пить в последнее время начал часто. Привез он Наташу из деревни, сам уже в общежитии обосновался после армии, в городе. Работал на маленьком местном заводике при институте. Детей у них не было. Пытались лечить Наташу, но без толку. Сказали, хватит мучиться, детей не будет. Накормленная гормонами, оплывшая Наташа уже к этому времени на все махнула рукой. Чужие надоели, вон как орут день и ночь. Отказных брать не хотела почему-то. Женю жалко, а ненадежный он стал, все чаще с работы ползком ползет. Хотя детей он любит, это правда.