— Вера, а отец ребенка где живет? Он тебе хоть помогает?
— В Москве. Случайно был у нас проездом, познакомились. Да, он помогает. Из роддома меня забрал, помогает, — отмахнулась Верка беззаботно.
Боже мой, вот что значит — другое поколение. До чего же они отличаются от нас. Тридцать — сорок лет назад разве так к этому относились?! Анна Петровна была дамой весьма прогрессивных взглядов, поменяла в жизни не одного мужа, но все равно удивлялась. Верка вызывала у нее уважение. Молодец девчонка, живет одна, захотела — родила, ни от кого не зависит и ни на кого не рассчитывает. Как не хватало ей всегда этого легкого отношения к жизни! Все куда-то стремилась, чего-то пыталась достичь и достигала — она всегда умела достичь желаемого, — а если задуматься, то зачем? Зачем было столько пустой суеты и никчемных усилий? Вот молодец девка — живет, и все. От души. И любят ее, наверное. И тут у нее зашевелились подозрения. Пока еще неясные, их следовало проверить, но тем не менее. Дама дождалась, пока Верка закончит священнодействовать, та так увлеклась, что торопиться перестала, расплатилась с ней, полюбовавшись результатом работы. И как она ухитряется, стрижет каждый раз по-новому, получается очень здорово, и идет. Ни разу не испортила. Даже интересно всегда, что Верка на этот раз придумает. Проводила ее и взялась за телефон.
— Здравствуй, Миша. Что-то тебя давно не видно, не звонишь. Как дела? Не болеешь? Приезжай в гости, если свободен. Нет? Тогда в другой раз. Нет, я не по делу, просто так, не волнуйся, звони.
Подозрения усилились, перерастая в уверенность. Ну надо же, старый хрен. И чего ему там надо было? С матерью не удалось, наверное, так он в дочь вцепился. С железной логикой и знанием предмета она сразу расставила все по своим местам. Ну погоди у меня!
Нельзя сказать, чтобы ею руководила ревность, хотя и нельзя этого полностью исключить. Это была не ревность отвергнутой женщины, а явление возрастное. А также половая солидарность. «Вот козлы, до старости лет кобелируют, да еще и размножаются. Внуков нянчить пора, а он туда же. Хотя, может быть, я и ошибаюсь». Но интуиция подсказывала — не ошибаешься, все так и есть. Интуиция у Анны Петровны была развита великолепно, она часто выручала ее и в жизни, и в бизнесе, отводила от многих бед и ошибок. Но не от всех. Это в тех случаях, когда она к ней не прислушивалась. «И все же он у меня попрыгает». Она чувствовала ответственность за Верку, уже забыв о том, что родила она по своей воле и желанию, о чем сама же и сообщила.
А виновница этих душевных переживаний гнала Ляльку к родному дому, к дочери. Но мысли ее от дома были далеки. Она опять то ли мечтала, то ли медитировала, автоматически следила за дорогой, а по лицу гуляла улыбка. Ей было хорошо. Но тут материнство напомнило о себе. Набухшая грудь переполнилась молоком, оно стало просачиваться сквозь одежду. Ничего, вот уже поворот. Она почти дома.
Бабка с задачей справилась успешно, чем и гордилась теперь. Все приговаривала:
— Вер, какая же она хорошенькая, вся в тебя. Ты такая же была. И спокойная. Я ее покормила, она поиграла — и опять спать. И не плакала совсем. — Верка была даже разочарована. Ей казалось, что ребенок без нее обязательно должен скучать. А значит, плакать. И вот на тебе. А впрочем, и хорошо, что спала и что все спокойно. Чего это она?
— За молоком приходили?
— Нет, никто не приходил.
Верка покормила дочку и принялась сцеживать молоко для Марины, то есть для Марининого сына. К стыду своему, она вспомнила, что даже не поинтересовалась, как они его назвали. За молоком пришла соседка, как и раньше.
Удалось им встретиться не скоро. Время шло. В выходные Марина прискакала сама, вся взмыленная и потная, тяжело дыша. Застала у Верки опять все ту же семейную идиллию. Приехавший Михаил возился с дочкой, продолжая удивляться происходившими в Верке переменами. Она стала еще более задумчивой и еще больше похорошела. Глаза светились, на вопросы отвечала невпопад. Мысль о том, что Верка могла влюбиться, он тут же отмел. Ситуация, на его взгляд, совершенно исключала этот вариант. Когда и где? Да и до того ли сейчас? Он любовался дочерью. Стало уже совершенно ясно, на кого она похожа. Глазки раскрылись, и сквозь их младенческую муть отчетливо были видны темные кольца вокруг радужки. А младенческий пушок слегка завивался в светлые колечки. С таких детей обычно рисуют ангелочков. Он носил девочку на руках и горделиво думал: «Это, пожалуй, лучшее мое произведение. Лебединая песня. Может, именно за этим меня и понесло тогда в этот городок, кто знает? Хотя, что все так получится, никто не мог предугадать».