Роб появился в дверях и улыбнулся приближавшейся Эмили.
– Здравствуйте, я Роб Адамсон. – «Я наблюдал за вами на свадьбе… вы помните, потому что в конце концов направили свою камеру на меня. И я видел вас еще раз… как хорошо я это помню… но сомневаюсь, что вы меня видели».
– Здравствуйте. Я Эмили Руссо.
– Пожалуйста, проходите.
Роб сделал жест в сторону уголка для переговоров – синий кожаный диван и такие же кресла, расставленные вокруг кофейного столика со стеклянной столешницей. Роб никогда ни с кем не разговаривал за своим безликим резным дубовым столом.
– Спасибо.
Роб подумал о ее голосе. Он был на удивление мягким и мелодичным. Роб ожидал и подготовился к резкому, хриплому голосу, от которого веяло бы улицей и умудренностью жизнью. Но сегодня в Эмили не было ничего резкого. Ее сияющие золотистые волосы струились волнами, пока она шла, серые глаза были ясными, а мешковатый грубый деним дополняла просторная белая хлопчатобумажная блузка с длинным рукавом.
Длинные рукава, несмотря на летнюю жару. Возможно, длинные рукава нужны, чтобы скрыть исколотые багровые вены. Героин? Кокаин?
Роб посмотрел в серые глаза под прядями золотого шелка и отогнал этот образ. Сегодня Эмили нисколько не напоминала женщину с остекленевшим взглядом, которую он видел в парке Санта-Моники. Сегодня перед ним была молодая женщина со свадьбы – хрупкая, застенчивая, серьезная, легкая.
Эмили явно не помнила, что видела его в тот благоуханный вечер, и Роб подумал: уж не привиделось ли ему это?
«У тебя есть сестра-двойник, воплощающая зло, Эмили? Доктор Джекилл, вы, случайно, не знакомы с некоей мисс Хайд?»
– Ваш секретарь сказала, вы хотите, чтобы я сделала для вас несколько фотографий.
– Больше чем несколько. Я хочу, чтобы вы стали штатным фотографом журнала «Портрет».
– О!
Удивление Эмили быстро сменилось смущением. На самом деле она ничего не знала о фотографиях, которые появлялись в «Портрете». Она, конечно, видела журнал в киосках и знала, что его владельцем является Роб, но ни разу не держала в руках ни одного номера.
Роб правильно понял смущение Эмили. Как она могла быть знакомой с «Портретом»? Роб предположил, что у нее очень мало денег. А какие есть, вероятно, уходят на наркотики, с болью подумал он, а не на одежду, еду и, уж конечно, не на такие дорогие журналы, как «Портрет». И даже будь Эмили ищущим фотографом, специализирующимся на портретах, она не стала бы листать его журнал в поисках вдохновения, ее работы уже превосходили самые лучшие фотографии, которые он мог предложить.
Роб взял июльский номер «Портрета», лежащий на кофейном столике.
– Каждый месяц мы рассказываем о десяти—пятнадцати людях, мужчинах и женщинах, добившихся успеха в разных областях, – знаменитостях, лидерах, новаторах, талантливых людях с широким кругозором и наделенных воображением. Мы выясняем, кто они и что они, что ими движет, какие тому причины.
Роб объяснял ей назначение «Портрета», не стремясь продать его. Он не употреблял слов, которыми пользовались критики с того дня два года назад, когда первый номер журнала появился в газетных киосках: «уникальный», «потрясающий», «исключительный», «настойчиво придерживающийся качественной журналистики», «один из лучших».
Роб протянул ей июльский выпуск. Когда Эмили разжала лежавшие на коленях кулаки, стиснутые так, что побелели костяшки пальцев, Роб увидел обкусанные ногти и тонкие бледные пальцы. Он слегка вздрогнул – вздрогнул сердцем, Эмили ничего не заметила.
Она просмотрела журнал, внимательно изучая цветные фотографии на целую страницу, которые сопровождали каждую статью.
– Портреты не соответствуют качеству журналистики. Вот почему мне нужны вы, – наконец произнес Роб.
«Потому что ты обладаешь уникальной способностью убирать наносное и выявлять суть», – подумал он, вспомнив, как она поймала изящную чувственность Эллисон Фитцджеральд, мягкую уязвимость Уинтер Карлайл, удивительную жесткость Элейн Кингсли и даже его собственное неопасное любопытство.
– Вы думаете, что я могу сделать фотографии лучше этих? – слабым голосом спросила Эмили. Ей показалось, что портреты великолепны. Он думает, что она сделает лучше?
– Они отнюдь не ужасны, я знаю. На меня внештатно работают лучшие фотографы мира. Но да, я уверен, что сможете. – Роб ждал, надеялся на улыбку, если Эмили Руссо вообще когда-нибудь улыбается, но увидел только смущение и сомнение. Сомнение? – Я понимаю, что вы, вероятно, собираетесь открыть собственную студию…
– Собственную студию?
– Насколько мне известно, после свадьбы на вашу работу появился огромный спрос.
– Ну да, но…
По всей видимости, Эмили и в голову не приходило оставить Джерома Коула. Но почему? – удивился Роб. Она наверняка понимала, что ей обеспечено место фотографа звезд. Или ей просто не хватает тщеславия? Нет, решил Роб, вспомнив, с каким терпением и тщанием она фотографировала на приеме, задержавшись дольше и сделав намного больше, чем ожидалось. Недостаток уверенности? Да, вероятно. Почему?
– Возможно, вы предпочтете открыть собственную студию, – сказал Роб, решительно поселяя эту мысль в ее голове. Он решил, что, если Эмили откажется работать на него, он обратится к Элейн, чтобы та помогла девушке начать собственное дело. У Элейн уверенности хоть отбавляй. – Но все же позвольте мне рассказать о своем предложении.
– Хорошо.
– Отличная зарплата. Детали можно обсудить прямо сейчас, если хотите. – Роб был готов платить ей очень много, вероятно, больше, чем она могла себе представить.
Эмили покачала головой.
– Ладно. Продолжим. У вас будет достаточно творческой свободы. Естественно, окончательно одобряю все, что появляется в журнале, я, но я видел фотографии, которые вы сделали на свадьбе Монтгомери и Эллиотта, и мне, как вы понимаете, понравились ваши снимки, иначе я бы не предложил вам работу. – Его слова только усугубили ее неуверенность. Улыбнувшись, Роб переменил тактику: – Полагаю, мне следует точнее описать круг ваших обязанностей. В идеале я бы хотел, чтобы вы делали все портреты для каждого выпуска, но я понимаю, что это невозможно. Мы выбираем людей по всему миру, занятых людей, со своим расписанием. По правде говоря, я не знаю, сколько портретов каждый месяц может сделать фотограф. Это мы увидим. Сказав, что вы будете безумно заняты, добавлю, что будут и периоды затишья. Думаю, пять-шесть портретов в месяц, пусть даже пятнадцать, будет для вас недостаточно. Поэтому я не буду возражать против вашей работы на стороне до тех пор, пока приоритет останется за журналом.
– Я не стану работать на стороне.
– Иногда затишье длится довольно долго, – повторил Роб, заметив мелькнувший в ее глазах интерес, но не поняв, что такого он сказал, чтобы вызвать его.
– И поездки будут? – тихо спросила Эмили.
– Конечно. Первым классом, по всему миру, пятизвездочные отели. – Обещание роскоши скорее встревожило ее, чем польстило, а вот возможность путешествовать заинтересовала. – Как видите, для июльского выпуска мы побывали в Риме, Лондоне, Нью-Йорке, Буэнос-Айресе, Токио и Париже.
– Париж, – почти шепотом произнесла она.
– Вы француженка? – спросил Роб. Фамилия Руссо наверняка была французской, но акцента в ее мягком голосе не было.
– Мой отец француз. Я родилась в Квебеке.
– И Париж – любимый город?
– Я никогда не была в Париже, – негромко сказала Эмили. – Но всегда думала, что когда-нибудь буду там жить.
Только когда Эмили заговорила о Париже, Роб увидел, что она умеет улыбаться. Ее губы мягко изогнулись, предвещая улыбку, а затем она пришла, наполнив серые глаза девушки глубоким светом. Какая красивая!
– Я обещаю вам поездку в Париж. И если вы полюбите это место, можно будет поселить вас там.
Эмили не дала официального согласия, но мягкий свет, озаривший серые глаза, когда Роб заговорил о Париже, подсказал ему ответ.
– Когда бы вы хотели начать, Эмили?