– Если бы мы с тобой остались вместе… что было бы?
Ник расхохотался:
– Дьявольская катастрофа!
– Так-таки уж и катастрофа, – ощетинилась Дейдра.
– Слушай, Дейдра! – Он с хохотом схватил ее под руку и потащил вперед по тротуару. – В постели мы с тобой были что надо, а во всем остальном… вспомни, вспомни, грызлись ведь по каждому пустяку!
Дейдра молча позволила ему тянуть себя. Не доставит она ему такого удовольствия – ни за что не признается, что, быть может, он и прав.
– Я даже женился, потому что нам так здорово было в постели. Думал, это нормально, с любой другой так же будет.
– Ты был женат? Немыслимо.
– Угу, на актрисе. Это случилось в Лос-Анджелесе. Я там подвизался на музыкальном сопровождении для какого-то дурацкого фильма, а она в нем снималась. Черт его знает, как это произошло, но мы с ней оказались в Вегасе, в церкви Элвиса Пресли. Клянусь, так оно и было. Через месяц мы вдрызг разругались, а через год развелись.
– Надоело ругаться?
– Если бы. Хотел бы я, чтобы у меня было столько самоуважения. Просто когда я завел речь о детях, оказалось, что она давным-давно перевязала трубы, а мне ничего не сказала.
– Жуть! – Дейдра вновь пригляделась к нему.
Он и в самом деле выглядит старше: на лице морщины, в бородке седые волоски. И что-то еще неуловимое появилось в его облике. Печать одиночества?
– Ты – и дети? Не представляю.
– Почему? Я вот отлично представляю.
– Живешь за городом? Выплачиваешь ссуду за дом? Ходишь на школьные вечера? Вряд ли.
– Я бы справился… – Ник словно мысленно прикидывал, выжил бы он на неком далеком острове, где до него многие безуспешно пытались найти счастье.
Они поравнялись с пиццерией. Сырный дух плыл над тротуаром. У Дейдры засосало под ложечкой от голода, и она остановилась. Если Ник предпочитает придерживаться какой-то изуверской диеты, то она этого делать не собирается.
– Заруби себе на носу, – сказала она, – в провинции такие, как ты, не живут. Во всяком случае, не в Хоумвуде. Думаю, их не выпускают за городскую черту. Стало быть, если ты собираешься завести ребенка, придется растить его в нью-йоркской квартире.
Он хохотнул:
– Если ты вписалась в пригородную жизнь, и я бы смог. Не такая уж ты от природы образцово-показательная мамаша.
– Ошибаешься, – мрачно отозвалась Дейдра.
Как раз этой осенью ее близнецы начали играть в городской футбольной команде. Теперь каждую субботу она оказывалась на футбольном поле в толпе родителей, громкими криками подбадривающих своих отпрысков. И неважно, что серьги у нее чуть крупнее, одежда чуть ярче, а волосы длиннее, чем у других, – она такая же любящая провинциальная мамаша, как и все прочие. Вопрос в том, может ли любящая провинциальная мамаша одновременно быть самостоятельной городской дамой?
– Знаешь, о чем я собиралась с тобой поговорить? О своем пении.
Она нервничала даже сильнее, чем когда ей хотелось его поцеловать. Ник вскинул брови:
– Не знал, что ты еще поешь.
– Я не пою. То есть пока не пою. Но хочу снова начать. Мне нужен твой совет.
– Я вообще-то не певец, Дейдра.
– Знаю, знаю. Но ты музыкант. А в Нью-Йорке…
– Я только недавно переехал.
– Ты единственный, кого я знаю, черт возьми! – заорала Дейдра.
Он отшатнулся.
– Прости, – сказала она. – Мне это действительно нужно. И я ума не приложу, к кому еще обратиться.
– Что же я могу сделать?
– Пожалуйста, Ник.
– Ладно, попробую.
Как только он это произнес, надежда подхватила Дейдру на крылья. А Ник, уходя, оглянулся и крикнул:
– Передай от меня привет своей подруге!
8. Джульетта
Из-за педсовета детей распустили по домам раньше обычного. Дейдра с близнецами пешком отправилась к Джульетте, чтобы всем вместе печь печенье. Сыпал первый снежок. В белой кухне Джульетты было тепло от нагретой духовки. Дети болтали и смеялись, размазывая блестящую глазурь по маслянистой поверхности сдобных оленей и Санта-Клаусов.
– Значит, Анна все-таки едет в Лондон? – спросила Дейдра.
– Да. И так волнуется! Она улетает в четверг вечером. Хочет неожиданно появиться на съемочной площадке – сделать мужу сюрприз.
– Господи, как я ей завидую. Представляешь – такие страстные, романтические отношения после десяти лет супружества.
– Нет, не представляю, – покачала головой Джульетта.
После первого и единственного разговора о ребенке они с Купером держались друг с другом вежливо, но прохладно. Никакого секса, никаких поцелуев, кроме ничего не значащего чмоканья в щеку. И почти никаких бесед. На Рождество она купила Куперу свитер – самый скучный, какой удалось найти.
– Три! Три!
Кричал Трей. Он с ужасом смотрел на Зою, которая водрузила целую горку сахарных снежинок на свое печенье, покрытое голубой глазурью. Ярко-рыжая челка упала ей на глаза.
– Все в порядке, Трей. – Джульетта пыталась поймать взгляд сына. – На свое печенье Зоя может положить столько снежинок, сколько ей хочется, а ты на свое положи три.
– Нет, – настаивал Трей, стараясь смахнуть лишние снежинки с печенья Зои. – Только три.
– Отстань! – взвизгнула Зоя и вырвала у Трея свое печенье.
– Надоело! – Зак спрыгнул с табуретки и поскакал к елке, поблескивающей в углу столовой.
– Ну-ну, ребята, – сказала Джульетта.
Близнецы Дейдры, дочка Анны и мальчики Лизы были единственными настоящими друзьями Трея. Они знали его буквально всю жизнь и не считали, как другие, «особенным», умственно отсталым, ненормальным. Ради того, чтобы дети ладили друг с другом, Джульетта была готова на все.
Зак шлепнулся на пол под елкой и взял один из игрушечных вагончиков – ими в детстве играл еще Купер, а потом они перешли к Трею. Трей был одержим поездами, и сейчас только они могли отвлечь его от проблемы с печеньем.
– А знаешь, – обратилась Джульетта к сыну, – пока следующая партия печенья стынет, я уверена, Заку и Зое будет интересно посмотреть, как ходят твои поезда.
Трей мгновенно бросился за Заком в столовую. Зоя припустилась за ним. Джульетта с удовольствием смотрела, как дети, забыв «снежную» ссору, уселись под елкой и голова к голове склонились над поездами.
– На десять минут им этого занятия хватит. – Джульетта вернулась на свое место за сосновым кухонным столом и подалась к Дейдре: – Ну, рассказывай. Как твоя встреча с Ником?
– Ой, чуть не забыла. У меня же для тебя подарок. Купила как раз во время встречи с ним.
Дейдра сбегала в прихожую и вернулась с подарком, завернутым в бумагу, которую – Джульетта знала – сама расписала своими фирменными рождественскими семисвечниками. Узор, призванный удовлетворить и ее некогда католическую семью, и еврейских родственников Пола. Джульетта начала осторожно снимать обертку – Дейдра столько времени на нее потратила. Но Дейдра нетерпеливо прикрикнула:
– Да сорви ты ее!
И вот горшочек в руках у Джульетты.
– Очень красивый.
Неважно, что у нее уже пять десятков горшочков, которые ей не нравятся и которыми она не пользуется, ведь Дейдра не сводит с нее выжидательно блестящих глаз:
– Это тебе не «маленький дружок»!
– Это уж точно. Мне правда очень нравится.
– Ха! А Ник решил, что тебе не понравится.
– Он так сказал?
– Да. Он вообще был какой-то странный.
Джульетта услышала, как Трей говорит близнецам:
– Угля кочегару! Путь свободен. Подбавить жару! Скорость падает!
Сегодня все будет хорошо, сказала себе Джульетта. Близнецы – его давнишние друзья, его лучшие друзья. Они понимают, как он возбуждается, когда дело доходит до поездов. Нет, не станет она вмешиваться в их игру. Сейчас главное – Дейдра. Джульетта наклонилась к подруге и прошептала:
– Ради бога, ты ведь не спала с ним?
– Успокойся. Хотя, знаешь, в первые пять минут, когда мы с ним встретились, думала, прыгну на него прямо там, посреди улицы. А через десять минут вспомнила все, из-за чего его бросила.