По правде говоря, она и сама подумывала, что, пожалуй, было бы справедливо продать дом, а деньги поделить с Дамианом. Они с Клем купили бы в Хоумвуде домик поменьше – если такой в природе существует, – а он приобрел бы себе квартиру, где по выходным их дочери было бы гораздо уютнее.
– Есть и другой выход, – проронил он.
– Ну да, конечно. Чтобы я пустила тебя назад.
– Нет-нет. Я уже уяснил, что этот вариант тебя не устраивает. У меня такое предложение: я живу дома с Клементиной, а ты переезжаешь в город. Всю неделю Клементина живет со мной, а каждые вторые выходные – с тобой.
Анна схватилась за живот и прошептала:
– Негодяй!
Он продолжал, словно не слышал:
– Да, и еще я собираюсь подать в суд на оформление опеки. Советовался с адвокатом, он говорит, у меня все шансы выиграть. Меня ведь все учителя знают, а тебя они и в глаза не видели.
– Черта с два у тебя это выйдет.
– Поглядим, – парировал Дамиан. – Можно, конечно, уладить дело в частном порядке, не доводя до суда. А если нет – решать будет судья. Но при том, сколько времени ты проводишь на работе, я бы сказал, все плюсы на моей стороне. В худшем случае получу жалкую половину того, что выручу от продажи дома.
– Главное для тебя – деньги, не так ли?
– Пока, малышка.
– Я хочу поговорить с Клементиной.
– Я кладу трубку.
Конец связи. Когда дочка у него, Анна в полной его власти. Она на все готова, только бы вернуть девочку. А что он сделает, если она не пойдет у него на поводу? Увезет Клементину в Англию, уговорит родственников помочь спрятать ее там? Он все еще британский поддан ный, может найти способ вывезти дочь.
– Анна?
В залитой солнцем гостиной появился Ник с лопаточкой и целой сковородкой яичницы в руках. Она не чувствовала в себе сил ни улыбнуться, ни вымолвить хоть слово.
– Все в порядке?
И тут она не выдержала. Слезы, которые она прятала от всех – от дочери (особенно от дочери), даже от подруг, хлынули потоком. Ник поставил сковороду, подошел к ней, обнял. Она совсем затерялась в его огромных руках. Внезапно, впервые за долгие годы она вспомнила, как, бывало, держал ее на руках отец, вспомнила безграничную любовь и безопасность, которые ощущала тогда и никогда после. И зарыд ла еще сильней.
– Ну-ну… – Ник похлопал ее по плечу. – Все хорошо.
– Все плохо! – рыдала Анна. – Он сказал, что заберет ее. Мою дочку.
– Господи Иисусе.
Нельзя позволить ему это. Нельзя. Клементина – это все, что у нее есть. Нет, не все. Не совсем все.
– У меня будет ребенок, – прошептала она.
Сказать об этом хотелось, но не громко.
Он отстранился и, наклонив голову, попытался заглянуть ей в лицо.
– Что ты сказала?
– Сказала, что у меня будет ребенок.
«Чужой человек, – подумала Анна. – Я тол ко что открыла свою тайну совершенно чужому человеку. Почти чужому».
– Бог мой! Что же ты будешь делать?
Она горько всхлипнула:
– Понятия не имею.
– Это его ребенок?
Она посмотрела Нику прямо в глаза. Очень внимательные глаза, карие, но такого темного оттенка, что зрачков почти не видно.
– Я не спала ни с кем другим с девяносто третьего года. Никаких сомнений – его.
– А есть возможность… Ну, что вы оба…
Анна решительно помотала головой:
– Что мы снова сойдемся? Абсолютно никакой.
– Не знаю, как ты относишься к религии… – неуверенно произнес Ник. – Не знаю твоих нравственных убеждений…
Анна отступила и села на кровать.
– Ты имеешь в виду аборт.
– Да, – тихо подтвердил он, садясь рядом. – Аборт.
Анна задумалась. Конечно, она размышляла над этим. Не только в последнее время, когда начала подозревать, что залетела, но и раньше, сразу после рождения Клементины. Тогда она так перетрусила, что тут же начала принимать таблетки. И еще раньше, в колледже. В сущности, она могла бы пойти на аборт. По разным причинам – если бы ее изнасиловали или ее жизнь была бы под угрозой. Даже если бы поняла, что не сможет любить будущего ребенка.
Сейчас ею владели совсем иные чувства. Стоило подумать о ребенке, о ее и Дамиана ребенке, как душу наполняло смятение. Растить с ним еще одного ребенка у нее не было желания. Как не было сомнений в том, что – вместе они или врозь – Дамиан определенно не захочет второго ребенка. Если ему рассказать, он не задумываясь потребует: избавься от него. Как в тот раз, когда она понапрасну переполошилась через три месяца после рождения Клементины. Но для самой Анны – о, для нее самой дело обстояло совершенно иначе. Помочь новому человечку стать членом ее крошечной семьи – почти чудо. Потеря одного из двух любимых ею людей причинила боль почти непереносимую. Возможность появления новой любви взамен утраченной воспринималась как возможность воскрешения.
– Послушай, – обратилась она к Нику, – ты стал бы добиваться того, чего хочешь, даже если это бессмысленно?
Ник серьезно кивнул:
– Да.
– Даже если ты не должен этого хотеть?
– Да.
– С тобой такое уже бывало?
Он смотрел на нее, этот здоровяк, так открыто, беззащитно. Казалось, дотронься до не го – и почувствуешь под рукой не кожу, а обнаженные нервы.
– Со мной такое сейчас.
В этот момент хлопнула дверь. Ни один из них не слышал ни шагов в холле, ни поворота ключа в замке. Оба с удивлением воззрились на возникшую в дверях и с не меньшим удивлением глазеющую на них Дейдру. Огромные башмаки и такое же необъятное пальто (судя по всему, и то и другое принадлежало Нику), в которые она вырядилась, были в снегу. Щеки пылали, как у мальчишки, прибежавшего домой с горки. После подъема на пятый этаж она громко пыхтела.
– Как там, на улице? – поинтересовалась Анна.
– Потрясающе! – Дейдра возбужденно взмахнула руками.
На блестящий пол с красных шерстяных перчаток посыпался снег.
– Сами сходили бы, посмотрели. Чем вы тут занимались?
– Разговаривали, – ответил Ник.
– Ах, так? И о чем же?
Анна в раздумье смотрела на подругу. Сказать или не сказать? Сказать, конечно.
– Я жду ребенка. Окончательно выяснила это только сегодня утром. И я говорила Нику, что хочу его оставить.
Дейдра ошеломленно, словно требуя подтверждения, повернулась к Нику. Тот приоткрыл было рот, но промолчал. Потом все же решился:
– А я как раз собирался сказать Анне, что люблю Джульетту.
24. Дейдра
Дейдра сумбурно поздравила Анну, промямлила нечто неопределенное (вроде бы) в адрес Ника и скоренько выскочила из квартиры. Скатилась по лестнице и выбежала на улицу, не вполне соображая, куда теперь двинуться и что делать. Ник влюблен в Джульетту. Анна ждет ребенка. Ей самой предложили роль. Нет, это слишком!
Она шагала по заснеженному тротуару, разглядывала сугробы и пыталась сосредоточиться. На расчищенных улицах начали появляться машины, хозяева магазинов сбивали сосульки с железных решеток, расчищали подходы и посыпали «свой» тротуар солью. Поскользнувшись на лестнице к метро, Дейдра охнула. Вот черт, ногу натерла. Она все еще была в громадных ботинках Ника, в его черных джинсах и сразу в трех его же свитерах. На голове нахлобучена его кепка, а перчатки сидят как бейсбольные рукавицы.
Интересно, универмаги открыты? Можно бы попробовать пойти и одеться с головы до ног в новое. Нельзя же показаться в Хоумвуде в таком виде. Она пока с ума не сошла. А разве она собирается в Хоумвуд? Еще как собирается. Который час? Если поехать скорым поездом и успеть на ближайший автобус, можно попасть в Хоумвуд через час. А если завернуть в универмаг, то не раньше, чем к полудню. Ну, нет, за это время она просто лопнет от нетерпения. Ей надо срочно поговорить с Джульеттой.
Ник сказал «люблю». А Джульетта? Тоже его любит? У них что, роман? Такие дела вокруг творятся, а она ничегошеньки не знает. Почему она ничего не знает?