Чуть поодаль на подоконнике сидел пожилой тип с грубым крестьянским лицом. Или уголовным…
— Ну, так что делать будем, Клепа, а? — рявкнул толстяк.
Я начал смутно что-то понимать. Какие-то деньги, долги, обязательства. В голове вырисовывалась странно знакомая картина.
— Я сказал, деньги будут вовремя, — услышал я свой голос. Вернее, голос был совсем чужой, но говорил, без сомнения, я сам.
— Да откуда они возьмутся?! Родишь ты их, да? Или нарисуешь? Нам рисованных не надо, мы сами рисовать умеем.
— Я знаю, откуда, — ответил я, удивляясь собственной самоуверенности. Похоже, я действительно был уверен в каких-то деньгах, о которых минуту назад и представления не имел.
— Ты, Клепа, башкой соображаешь, что творишь, а? Какие, на фиг, акции, какой торговый центр? Ты все должен был прокрутить и перевести, куда сказано, там серьезные люди! А теперь что?
— Деньги будут, — сказал я.
— Откуда? Твой драный банк эту сумму и за десять лет не наварит.
— Я знаю, что делаю, и оставьте меня в покое, — я говорил эти слова, но при этом казалось, что я смотрю фильм и сам же в нем участвую. Причем, хорошо знаю сценарий.
— Поехали, — простуженным голосом сказал тот, кто сидел на подоконнике. — Карен опять звонил.
— Да, сейчас поедем, — с досадой сказал толстяк и свирепо посмотрел на меня. — Смотри, Клепа, времени у тебя — сорок три дня. Если мозги мне морочишь — лучше сразу участок на кладбище присмотри.
Они наконец убрались. Я осторожно перевел дыхание. Встал из-за стола, прошелся. Пушистый ковер приятно пружинил под ногами. Я приоткрыл дверь — и встретился взглядом с немолодой, но приятной наружности секретаршей.
— Что-нибудь нужно? — обеспокоено спросила она.
Я покачал головой и прикрыл дверь. Потом меня осенило — я подошел к зеркалу. Ну, ничего себе!..
В зеркале был не я. За волшебным стеклом стоял импозантный мужчина лет, наверное, пятидесяти. Благородная седина, красивая смуглость, нос с легкой горбинкой… Костюмчик тысячи за полторы долларов — я в этих вещах немножко соображаю…
Мама родная, что же со мной творится?
На столе запел сотовый. Некоторое время я смотрел на него, не решаясь взять.
— Алле, — наконец выдавил я.
— Привет, — раздался незнакомый женский голос. — Не узнаешь? Я промямлил что-то.
— Конечно, не узнаешь. Я ведь сейчас — совсем не я.
— Замарашка? — неуверенно проговорил я.
— Да, и я тебя нашла. Ну, как там у тебя, интересно?
— Да уж… — буркнул я. — Так интересно, что… место на кладбище посоветовали присматривать.
— Ой, извини, — голос стал огорченным. — Это ты, наверное, неудачно попал.
— Ага, — хмыкнул я. — Это точно. Попал…
— А у меня тоже тут не очень интересно. Знаешь, не всегда ведь люди приятные попадаются. Надо было тебя в какую-нибудь знакомую жизнь сводить.
«Сводить в жизнь», — мысленно повторил я, подивившись.
— А хочешь, — сказала Замарашка, — прямо сейчас выйдем?
— Вообще-то — да, — ответил я.
— Хорошо, я мигом.
— Подожди, — воскликнул я. Мне в голову пришла одна идейка. — Дай мне минут десять или пять… Ладно?
— Ладно, жду пять минут, — сказала Замарашка и повесила трубку.
Я быстро оторвал листок от ежедневника, написал на нем свой домашний телефон и свое имя. Настоящее. И отнес это секретарше.
— Соедините, попросил я. — Если его нет, оставьте сообщение, что я звонил. Имя, фамилию, должность…
— Хорошо, — кивнула женщина, протягивая руку к телефону.
Я вернулся в кабинет, прислушался. Но дверь не пропускала звуков. Я знал, что секретарша попадет на автоответчик. Что ж, вернусь домой, послушаю…
Текли минуты, но ничего не происходило. Я испугался — вдруг у Замарашки что-то не получится. И как мне быть?
Потом меня посетила шальная мысль — г надавать поручений, наворочать дел, пользуясь чужой шкурой, а после, вернувшись в себя, с безопасной дистанции посмотреть, что будет. Или какие-нибудь деньги на свой счет перевести…
Нет, наверное, все-таки не стоит этого делать. Чужие деньги притягивают неприятности. Я в этих вещах тоже чуток понимаю.
Интересно, настоящий хозяин этой жизни чувствует, что в нем сидит чужой?
Я не успел додумать эту мысль, потому что пришло уже знакомое головокружение, и глаза затянуло пеленой. Я успел только опереться о стол…
И вновь я сидел в темном полуподвале, привалившись спиной к стенке. Девчонка и ее компания стояли передо мной, с интересом разглядывая.
— Все нормально? — участливо спросила тетя Роза.
Я молча вскочил. Меня трясло, ноги подгибались. Затравленно оглядев людей, я повернулся к выходу.
— Эй! — звонко и обиженно крикнула Замарашка.
— Пусть идет, — миролюбиво сказала тетя Роза. — Он вернется. «Ага, щас!» — со злостью подумал я.
Я выбрался на холод и немного пришел в себя. «Чертовы наркоманы!» — крутилось в голове. Мне и раньше случалось попадать в неожиданные компании и довольно сомнительные истории, но чтобы так… Интересно, чем они меня опоили — не отдать бы концы к утру. Я лихорадочно хлопнул себя по карманам — кошелек и мобильник на месте.
«Чертовы наркоманы», — снова подумал я и остервенело сплюнул на снег.
Через пять минут я увидел Гошин дом и вскоре оказался в его прокуренной, заваленной книгами и кассетами, заставленной бутылками квартире. Было много народу, и я с трудом нашел себе место.
Я не веселился, не пел, не травил анекдоты, только накачивался спиртным. Потом наступило состояние полудремы — я смутно слышал голоса извне, а сам представлял себе маленькую страну, которую видел в витрине магазина. Мысленно я населял эту страну крошечными людьми, придумывал им судьбы, наблюдал, как они копошатся и решают свои мелкие дела…
Я отключился прямо в кресле, и меня никто не стал беспокоить.
Гоша растолкал меня утром. Увидев протянутую банку пива, я ухватился за нее с отчаянием обреченного.
— Чего такой мрачный? — спросил он.
— Не догадываешься? — я выразительно приложил ладонь ко лбу.
— А, ну это понятно, — посочувствовал Гоша. — Только ты и вчера какой-то мутный был.
— Да так… — вяло отмахнулся я. — Гоша, — произнес я через некоторое время. — У тебя не бывает такого ощущения, словно все вокруг ненастоящее.
— А какое?
— Ну… придуманное. Или нарисованное. Вылепленное из пластилина, из глины, из дерьма…
Он поскреб небритую шею. Потом озадаченно покосился на меня.
— Что это тебя потянуло в конфуцианство?
Гоша называл конфуцианством любую нестандартную линию поведения. Если кто-то предлагал, например, пойти и для прикола покататься на коньках, он говорил — конфуцианство. Если девушки в гостях говорили, что пьют только легкое вино — он и тогда сердито ворчал и называл это конфуцианством. При этом он и себя иногда звал почетным конфуцианцем.
— Какая разница, — сказал он. — Нарисованному Буратино ведь все равно, что его просто придумали.
— Нет, не все равно. Он не может, как мы, сейчас пивка попить.
— А откуда ты знаешь? А может, он живет своей жизнью, не догадываясь, что ты на него смотришь?
— Вот-вот, — сказал я. — И я о том же.
Я начал одеваться, когда в кармане пальто заверещал телефон.
— Ты где вчера был? — донеслось из трубки. — Я ждала до девяти. И телефон не отвечает. И замок у тебя заедает.
— Да я у ребят завис… — смущенно пробормотал я. Это была мама — я совсем забыл, что она собиралась зайти.
— Я прибралась там у тебя. И суп сварила. Придешь — не забудь в холодильник переставить. Ведро вынеси, а то динозавры скоро заведутся…
— Ма… — умоляюще проговорил я.
— Ладно, когда придешь?
— Часикам к десяти.