Гердис внимательно посмотрела на них.
— Ну ладно. Не отставайте только.
Изгнанники переглянулись. Гердис уходила, не заботясь, следуют ли они за ней.
Дом Гердис оказался крохотной лачугой у ручья. Бревенчатые стены покрыл толстый ковер зеленого мха, на крыше одиноко дрожала чахлая осинка.
Внутри было тепло и душно. Ральф едва удержался от того, чтобы не заткнуть нос — невыносимо воняло гнилью, грязной шерстью и дымом. Гердис зажгла свечку на столе, подбросила дров в печь. Вспыхнувшее пламя осветило убогую обстановку: земляной пол, столик, чурбаны вместо стульев. Две козы лежали на кровати, еще одна меланхолично обьедала ржавчину с большой железной бочки в углу.
— Пшш! — зашипела хозяйка, и козы поспешно убрались с постели.
Она сбросила плащ и повернулась к изгнанникам. Черная блестящая маска скрывала лицо — виден был только острый подбородок и тонкие, бледные губы.
— Проходите, дорогие гости, — сказала она с плохо скрытой злостью.
— Спасибо, Гердис, — Ральф устало опустился на чурбанчик у огня.
Она налила им какой-то подозрительной похлебки. Ральф задумчиво смотрел на темную густую жидкость с кусочками овощей, мяса, грибов и никак не мог решиться отведать. Подняв глаза, он увидел, что Велена тоже не ест, а Кронт внимательно смотрит на хозяйку, ожидая, пока та попробует первой.
— Что, боитесь? — хрипло засмеялась Гердис. — Думаете, отравлю вас? Хи-хи-хи! С ведьмы станется…
— Осторожность никогда не помешает, — сказал Кронт.
— О да, о да… Только вы уже отравлены, бедняжечки. Такие бледно-зеленые рожи только у потравившихся и бывают… У проклятого дерева сидели, небось…
— Что за дерево? Что ты о нем знаешь? — оживился Ральф.
Гердис пожала плечами:
— А что тут знать? В долине у смерти много обличий… И с ней надо ладить, чтобы не загнуться вот так…
— Ладить? С долиной?
— Нет. Со смертью… Жрите давайте, Гердис плохого даже таким, как вы, не даст.
Она зачерпнула деревянной ложкой своего варева.
— Ты правда ведьма? — спросила Велена, пробуя похлебку.
— О да! Да, девочка…
— Знавал я одну ведьму… — встрял Кронт. — Она снимала комнату в том же вшивом отеле, что и я. Милая такая старушка, бывалыча, разукрасится, снадобья крепкого дернет и пойдет под окнами буянить… Раз сосватала мне свою дочку — я усталый был, жрать хотелось, а она как пристала… пришлось пообещать, что женюсь. К счастью, та девица жила в другом городе… А ведьма, даром что пила, как лошадь, половину соседей пережила. И мужа своего… Он помер в самый разгар пьянки — сидел себе синенький и холодный в уголке… она заметила когда уж похмелилась…
Гердис засмеялась:
— Вино — вещь приятная, особенно для одинокой ведьмы…
— Так, может, у тебя завалялась где бутылочка?
Гердис отстегнула с пояса кожаную флягу и протянула Кронту. Он глотнул, передернулся:
— Крепкое зелье ты варишь, ведьма.
Она довольно улыбнулась:
— А то!
Ральф хмуро смотрел, как Кронт снова прикладывается к фляге. "Еще не хватало, чтобы он напился"…
— Не желаешь, высокородный?… А ты, Велена?…
— Нет, — отрезал Ральф.
Велена покачала головой. Тогда Кронт отпил еще глоток и передал флягу ведьме.
Похлебка оказалась на удивление вкусной. Ральф поел, согрелся — неприятная муть в голове ушла, он чувствовал себя будто выздоровевшим после долгой болезни. Даже смех Гердис и грубые шутки Кронта не раздражали.
— Я пойду спать, если вы не против, — обьявил Ральф. — Пожалуй, тут места маловато, на улице лягу…
— Ха-ха-ха… Не, не ходи, глупый человек, — сказала Гердис. — Послушай умного, не ходи…
— Почему?
— Ты не захочешь этого знать…
Гердис приникла к фляге, а Ральф нерешительно стоял на пороге. Он бы предпочел дождь и холод спертому воздуху лачуги, но мало ли какие твари бродят у ведьминского дома.
К полуночи Кронт и Гердис вели задушевный разговор, а на полу валялось несколько опороженнных бутылок. Велена лежала на кровати ведьмы. Ральф скорчился на одеяле в уголке — пьяный говор не позволял погрузиться в сон, и он пребывал в приятной полудреме, когда реальность мешается с сонными фантазиями.
Резкий стук в дверь заставил Ральфа вскочить.
— Кто это?
Он тер кулаком глаза, одновременно нащупывая оружие.
— Я ж говорила, — пробомотала ведьма, пытаясь встать.
Ральф подошел к двери.
— Не открывай, дурень. Пшел вон, Нит! Слышишь? Пшел вон! Гости у меня!
Дверь яростно толкнули ногой.
Гердис ухватилась за плечи Кронта и чуть не увлекла его на пол. Кое-как поднявшись, она погрозила двери маленьким кулаком.
— Прекрати, урод! Топай откуда пришел!
Дверь сотряс мощный удар — вся лачуга, казалось, дрогнула, даже горшки на полках задребезжали.
— Если ты его не впустишь, он все тут разнесет, — равнодушно сказал Кронт.
— И так, и так разнесет… А ты чего расселся-то? Вставай и бери топор, быстро!
Кронт пьяно расхохотался, но встал, шатаясь, подошел к столику и взял топор — старый, местами заржавевший, с топорищем, отполированным множеством потных ладоней.
— Открывай! — приказала ведьма.
Ральф резко распахнул дверь левой рукой и отскочил в сторону, выхватывая меч из ножен.
На пороге стоял бородатый мужчина в грязном плаще и фетровой шляпе с обвисшими полями. В руках он держал нож.
— Что, шлюха, веселишься?
— А твое какое дело, а, Нит? Чего приперся?
— Ты знаешь, сука.
Он перехватил нож поудобнее и шагнул к Гердис.
— Убери ножик свой, — прошипела ведьма. — На твой ножик у нас мечи найдутся.
Нит остановился, обвел взглядом изгнанников.
— Что же, вы за нее? — как-то жалобно и беспомощно спросил он. — За эту дрянь? Она ведь ведьма…
— О да! — торжествующе рассмеялась Гердис. — Они знают. Пшел вон отсюда, Нит. Убирайся!
— Ах ты, сучка! Послушайте, она ж меня убила, дрянь. Убила! Она ведь ставила эти проклятые ловушки… И смотрела, как я подыхаю, шлюха! Как меня заживо черви сжирают! И не смей говорить, что все случайно вышло, и ты не могла вытащить меня!
— Я же не проверяю их каждый день! Как я могла знать, что ты, идиот, туда провалился?
— Знала, знала! Все ты знала, сука. Я чувствовал, что ты смотришь на меня! Я звал тебя!
— Бред.
— Будь ты проклята, Гердис! Ты хотела меня убить!
— Нет, — сказала ведьма с ледяным презрением в голосе. — Нет. Я не хотела тебя убивать — хоть и на малое ты годишься, но другого-то у меня не было. Но когда ты там рыдал, будто проклятый младенец, исходя соплями и слезами, мне захотелось посмотреть, как ты посмотришь ЕЙ в глаза. Как ты примешь ЕЕ. О, это было… отвратительно. Ты ничтожество, Нит.