Варега рубит рядом со мной. То, что лава сразу же не поглотила нас, ободрило моих спутников и вселило в них надежду. Бок о бок в напряженном молчании мы с Варегой кромсаем джунгли. Руки в крови, плечи ломит, движемся медленно, как в кошмаре. Лава нас уже настигает; спину, затылок жжет нестерпимо.
– У-у-х!! – раздается возглас облегчения: небольшое пространство, где растительность не так густа, дает возможность немного отдышаться. Но дальше опять чаща, обойти которую невозможно. Пайя взял у меня мачете и рубит вовсю. Выносливый Варега ни на секунду не прекращает почти безнадежной рубки. Немного утихнувший страх охватывает нас с новой силой. Шаг за шагом пробиваемся мы через густую чащу. Жар увеличивается с каждым мгновением; со всех сторон листья высыхают, съеживаются и трещат. Мучительная медлительность... Чувствую, как опять, и теперь еще сильнее, начинает жечь икры.
Боже правый, зачем меня понесло в это дрянное место?! Я напираю на рубящего впереди Варегу, чтобы хоть на один дюйм отстраниться от начинающего поджаривать жгучего дыхания. Сейчас, когда я ничего не делаю и целиком завишу от Пайи и Вареги в нашем бегстве, у меня есть время заняться самим собой. Воображаю, как я был смешон, когда, живо пробегая ладонями по икрам, бедрам и затылку, старался защититься от жара. Волосы на ногах сзади уже сгорели. Запахло паленым.
Наконец-то! Мы выбираемся из ужасной чащи. Не помня себя бежим сквозь более редкую поросль, перепрыгивая через препятствия, и едва переводя дух отдыхаем на вершине спасительной горки, изнеможенные, насквозь мокрые от пота и дождя.
В тридцати шагах позади чаща вспыхивает, как огромный сноп соломы...
Уже давно наступила ночь, когда мы после 14-часового непрерывного марша под нахлестывавшим дождем добрались до лагеря.
Но в каком состоянии! Мои прекрасные часы остановились, наполнившись водой. Вода проникла даже в бинокль, заполнив пространство между объективами и окулярами. Сухость внутри палатки показалась раем. Долго растираясь полотенцами и переодеваясь в сухое при мягком свете свечей, я ощущал полную радость бытия. Основательно поев, мы все трое выпили по нескольку стаканов крепкого грога; к нам охотно присоединился и Каньепала, хотя он целый день просидел в укрытии.
Я поднялся около 3 часов утра. Выйдя из палатки, еще в полусне, я уже почувствовал, что происходит что-то неладное. В голове сразу же прояснилось, и я понял, что случилось: в то время как предыдущие ночи краснота на небе протягивалась с северо-запада на юго-восток под углом примерно в 80°, сейчас зарево внезапно охватило весь запад. Это значит, что поток, излившийся из западных жерл, к которым мы были так близко днем, грозил перерезать нам дорогу на Саке. Катастрофа! Наш единственный путь отступления – дорога в Гому – уже был отрезан.
Я разбудил боев.
– Пайя, Каньепала, скорей!
Мгновенно палатка была сложена, все погружено, и ребята уже на ходу вскочили в машину.
Перед нами – багровое небо. Как будто подгоняемая нашим нетерпением, машина вырвалась на шоссе, начав безумное соревнование на скорость с огненным чудовищем... Но длилось оно не долго... Вскоре мы увидели впереди огненную стену. Я затормозил машину только в десяти метрах от ревевшего, как отдаленный водопад, ярко-красного лавового обрыва. С обеих сторон дороги гудел лесной пожар. Мы стояли и смотрели на полыхавший перед нами грандиозный костер.
Этот поток двигался гораздо быстрее, чем первый, перерезавший шоссе в самом начале извержения. За последние десять часов он прошел целое лье, и зарево в небе налево от нас говорило о том, что он подходил к озеру.
Было ясно, что проскользнуть нам удастся только в том случае, если первый поток (в 7 километрах на восток от нас), в последние дни как будто замедливший свое движение, еще не успел достигнуть берега озера. Тогда можно было бы попытаться обогнуть его фронт, чтобы добраться до безопасных склонов горы Мукунги.
Повернув обратно, мы поехали на восток и остановились перед уже погасшим темным высоким обрывом первого потока. Отобрали из багажа столько, сколько каждый из нас мог нести. Взяли все инструменты, пленку и книги, но все тяжелые вещи и машину пришлось бросить. Идя более или менее параллельно лаве, почти непрерывно прорубая дорогу, мы двигались на юг. Нас (во всяком случае меня) преследовал страх, что мы опоздали, что отступление отрезано.
Шли очень долго под возобновившимся дождем. После восхода солнца повернули на восток. Когда же в просветах леса мы увидели лаву, которая казалась потухшей и застывшей, у нас вновь появилась надежда.
Наконец вышли из леса и направились через маисовые поля и банановые плантации, взбиравшиеся по крутым склонам Мукунги.
Второй рукав
Подобно новичку-боксеру, выступающему против старой ринговой лисицы, я с самого же начала дал себя побить. Виной, конечно, было отсутствие профессиональных навыков. Задыхаясь, добрался я до своего пристанища и стал собирать силы для новой атаки.
«Пристанище» – это расположенная на берегу озера плантация моих друзей Мюнк, где мы нашли чудесный приют после треволнений прошедшей ночи. Гостеприимство обитателей саванн хорошо известно и обычно, но гостеприимство Адриена и Алиетты Мюнк было просто сказочным.
Благодаря их более чем 20-летнему опыту и умению уговаривать африканцев мне наконец удалось нанять носильщиков, не побоявшихся идти навстречу «красным дьяволам». Но и мои хозяева (положительный, спокойный Адриен и его отважная жена) не ограничились одной помощью, а решили сами принять участие в новой попытке подойти к вулкану.
Оба лавовых потока протекали между плантацией Бугено и западным центром вулканической активности, до которого я пока тщетно стремился добраться. Поэтому, естественно, наш караван направился к этому второму, гораздо более эффектному взрывному очагу извержения.
Хорошая тропа вела до деревни Лузайо, пристроившейся среди банановых рощ наверху маленького конического холма. Оттуда уже гораздо менее отчетливая тропинка, скоро превратившаяся просто в слоновую тропу, привела нас к большой луже дождевой воды. В этой местности, где почва состоит из пористых лав, немедленно поглощающих дождевую воду, и где не может образоваться ни речка, ни ручей, существование прудика представляло собой такую удачную находку, что мы решили раскинуть лагерь возле него на поросшей травой поляне. Я потерял уже несколько драгоценных дней, пытаясь в одиночку выполнить данное мне поручение, сегодня же трехчасовая прогулка привела нас к вулкану.
Вот он, совсем близко. С ужасающим шумом гигантский столб докрасна раскаленных бомб, поднявшись до ста метров, постепенно угасал и сыпался на землю в виде черноватого града. Комья лавы падали так густо, что за 10 дней там, где была покрытая лесом долина, образовался новый конус высотой в 50 метров.
Эта долина лежала у наших ног на глубине нескольких туазов[6]. Нас отделяло от вулкана пространство в два или три гектара, заваленное оголенными деревьями, лишь у некоторых кое-где на ветвях еще держались опаленные листья. С того места, где мы находились, не было видно ни подножия конуса, ни потоков лавы, поэтому мы опять поднялись и, пройдя сначала небольшую саванну, затем часть леса, оказались в длинной просеке, совсем недавно образованной извержением. Здесь деревья, вырванные с корнем или сломанные, густо лежали на покрывавшем почву слое шлака. Просека шириной в 20 шагов уходила вдаль налево, а в нескольких сотнях метров прямо перед нами поднимался во всем его величии рокочущий конус, увенчанный громадным пурпурным султаном. Временами вулкан вдруг умолкал, но во внезапно наступавшей тишине чувствовалось что-то еще более грозное. Как будто какой-то страшный зверь притаился для нового, еще более опасного прыжка.