Лесник остановил зверя, спешился, одернул светло-зеленые широкие штаны, поправил такую же рубашку под серой всепогодной курткой, и для порядка махнул припасенным платочком по блестящим черным сапогам. Сапожных кремов Лесник терпеть не мог, так что всю новую обувь немедленно отдавал своим химикам. Неизвестно, чем те покрывали кожу, но с тех пор она блестела почти всегда, и нуждалась лишь в периодическом стирании пыли. При этом сапоги сохраняли мягкость и водоупорность, чем Лесник — как и все, купившие изделия Фангорнской выделки — оставался немало доволен.
Пока Лесник готовился к важному разговору, резчик закончил свою работу. Отступил на полшага, придирчиво обошел столбик. Поглядел против солнца. Поглядел от солнца. Посмотрел снизу. Потрогал. Наконец, удовлетворился результатом, и тоненьким своим карандашиком указал небольшое, свободное от узора, пятнышко примерно посередине высоты столба, человеку приблизительно по пояс.
Богатырь одним слитным движением схватил молот, подшагнул и развернулся, всем телом вынося тяжелую кувалду на мощный плечевой удар. Молот с легким шорохом описал большой круг; Лесник едва успел заметить блеск атомарных лезвий на бойке кувалды. Затем молотобоец легко довернул торс, молот грянул о камень и на краткий миг словно прирос к столбику. Богатырь шумно выпустил из груди остатки воздуха, согнул руки в локтях — молот отошел от гранита и уже скромным, спокойным движением вернулся в прежнюю позицию ручкой вверх.
Точно посреди украшенной резным орнаментом каменной площадки молот оставил овальное клеймо Морийских Гномов: дерево, обвитое девизом: "Сделано с любовью".
Резчик и молотобоец расслабились. Богатырь поправил комбинезон, художник сдул несуществующие пылинки с резца и спрятал его в карман своего глухого темно-синего комбеза. Потом распрямился, наконец-то оторвал взгляд от любимого орнамента на столбе, и посмотрел на Лесника.
— Здравствуй, Мастер! — приветствовал его Лесник.
— И ты здравствуй! — вежливо кивнул Мастер. — Вот, знакомься: это Паша.
Богатырь сдержано кивнул.
— И ты знакомься, — Лесник положил руку на голову своего волка: — Это Пима.
— Пи-пи-пи-ма??? — Мастер так изумился, что сел прямо на покрытие, скрестив ноги.
— Ну Пима, Пима, — ворчливо и глухо, как из бочки, отозвался оборотень. — Четыре Мощные Лапы, разве не помнишь?
— Да помню, помню, — замахал руками Мастер. — Вы поспорили, что перекинуться быстрее, чем за тридцать секунд, нельзя. И что, теперь на самом деле перекидываешься? Или это у тебя навсегда?
— Пока технология экспериментальная, — отозвался Пима Четыре Мощные Лапы. — Так что обратного эликсира не составили. Но, вообще-то, состав сварить — дело двух недель. — Пима взъерошил шерсть, запрокинул голову и издал роскошный волчий вой. Мастер, Паша и Лесник зачаровано внимали ему.
— Ну, я тут погуляю по округе, — тактично предложил Пима, — А Вы поговорите.
— Вот черт! — Мастер помотал головой. — До чего наука дошла… Знаешь, Павел, ступай помаленьку в жилуху… Резать я сегодня все равно уже не смогу, обалдел просто. Живой оборотень!
Лесник помог Мастеру подняться.
— Так зачем ты к нам? — спросил гном.
— Ты знаешь, что Рось разрушена, Изенгард захвачен? — задал встречный вопрос Лесник.
— Слышал по Сети что-то такое. — кивнул Мастер.
— И спокойно дороги строишь?
Мастер помолчал. Потом тоскливо посмотрел на солнце. Прищурился. Опять посмотрел на Лесника. Наконец, отозвался:
— Ты прав! Мне стыдно, что я надеялся спрятаться за привычную работу. К добру или к худу, но это конец той Арды, которую мы знали. Только тут много чего непонятно. Например, зачем им вообще воевать? Разве нельзя просто попросить землю для поселения? Планета огромная, заселен малюсенький краешек, найти повод для отказа нам было бы чрезвычайно трудно.
— Значит, им нужна не "просто земля". Скорее всего, кристаллы. Черт, как подумаю, зло берет: десять лет жили, и даже не спохватился никто, что на нас напасть могут!
Мастер сделал успокаивающий жест:
— Не будем терять время на пережевывание вещей, ясных нам обоим. Давай говорить о том, что следует сделать.
— Через пять дней совет у меня в Ключищах. Батт захвачен, ты знаешь. А Ключищи даже Роланд в свое время не нашел. Тем более, Курицы не найдут.
— Кто? — удивился Мастер. Лесник объяснил:
— Ну Дом Куриту у нас кто-то Курицами прозвал.
— Курицы… Хм… Они не найдут, а как я найду?
— Да зайдешь на любую опушку и поблуждаешь там. Рано или поздно дриады встретят и проведут.
— Так это правда, что ты отдал им часть Фангорна в обмен на пограничную службу?
— Тоже мне новость! В мировой истории полно примеров. Давай по делу, пожалуйста. Сам говоришь, время дорого.
— Хорошо! Надо звать Андрея Норвежца… Роланда стоит пригласить, хоть ты его и не любишь. Синих Драконов не достать: далеко. А жаль… — начал перечисление Мастер.
— Крота звать не стоит, — вмешался Лесник, — Он опять нейтралитет держать будет. Уж такой он по жизни. А что до Роланда, то при чем тут "люблю", "не люблю"? Звать обязательно. Только лучше бы ты за ним и сходил, тебя он ласковей примет. А я на Четырех Мощных Лапах рвану в Раздол к Легату. Оттуда, если повезет, достану и Норвежца.
— Отлично! — согласился Мастер. — Езжай, пусть боги и Пима будут к тебе благосклонны. Я же завтра на рассвете отправлюсь к Роланду. Думаю, что до полудня я уже войду в город Уникорн.
Уникорн погибал.
Лейтенант отряда спецназ Алин Адрен бежал по главной улице разбитого ракетами города и сквозь зубы ругался. До рассвета оставалось еще минут тридцать; красок вокруг не было ни одной. Серые стены, черные провалы окон; иногда оранжевые вспышки упавших ракет, от которых спицами взбесившегося колеса сразу же разбегались тени. Потом опять тьма, казавшаяся после яркого света чернее втрое. Краем уха лейтенант слышал, что горожане Роси дрались до последнего, а жители Изенгарда, напротив, смылись из города, не дожидаясь войск Дома Куриту.
Все это было позавчера, а сегодня в Уникорне происходило разграбление города, радующее солдата и лишний раз натягивающее нервы офицеру. Солдат, которому разрешили все, солдат, пьяный ощущением власти над людьми — неуправляемый солдат. Пуля, конечно, остановит и пьяного; военный суд для острастки приговорит нескольких к расстрелу или тюрьме — а воевать вместо них кто будет? Рядовому все моральные нормы и запреты по боку, его, может быть, убьют завтра — не на месяц же вперед планы строить! Легко генералу распорядиться: "Накажите Уникорн! Там у нас пять роботов пропало". Не штабной генерал, обычный лейтенант Алин Адрен бежал, спотыкался, хрустел битым камнем, и на все заставки костерил командование, перебирая в памяти своих людей. Все новички. Как пить дать, кто-нибудь не удержится, полезет юбки драть. А лейтенанту гадай: то ли принесут потом с вилкой в затылке, то ли после боя расстреляют за аморальное поведение. Уж соседняя-то рота точно донесет. Им на собственные художества козел отпущения позарез нужен. Не своего же они станут закладывать!
Ну, так и есть! Из-за закрытой двери Алин Адрен услыхал женские крики, шум падающей мебели. Чуть было не сплюнул прямо в шлем от отвращения и прикинул, как входить. Лучше всего сначала очередь поверх голов…
Лейтенант потерял равновесие и полетел головой вперед; шлем бронескафандра громыхнул в каменную стену. Офицер сполз на колени. Ошеломленно мотая головой, разглядел мелькнувшую в предрассветной мгле тень. Ударивший его человек, по всей видимости, не знал конструкции бронескафандра, это Алина и спасло. При ударе сбоку шлем останется цел, но шею сломает наверняка. А сзади шлем защищен броневым воротником, на который и обрушился направленный в затылок удар. "Жив! — всем телом ощутил лейтенант, — Живой!! Пронесло, буду жить!"