Потом электромагнитная волна окатила роботов, и их пилоты на секунду потеряли сознание. Хитаро, как и полагалось командиру, очнулся первым. Лейтенант тотчас приказал пересчитаться и доложить о потерях, но рация не издавала даже слабенького треска помех. Сугороку озадаченно смолк. Осмотрелся и удивленно выругался: ни один индикатор не горел. Отказали прицелы; не работала электроника ног. Если бы роботы шагали в момент взрыва, ни один не удержал бы равновесия. Лейтенант посмотрел сквозь омертвевшее бронестекло кабины. Оттуда разом пропали все дисплеи, прицельные марки, коротенькие строчки цифр с указанием времени, температуры — и прочая информация, без которой пилот сразу почуствовал себя голым. Например, как различить теперь этих поганцев на лошадях среди высокой травы? Ведь теплоискатель сдох!
Сугороку плюнул, рванул рычаг аварийного вскрытия фонаря и вылез на продуваемое слабым ветром плечо своего робота. Прочие пилоты немедленно повторили его действия. Короткий разговор сделал для самураев очевидным, что пятерка боевых машин по непонятной причине превратилась в пятерку бесполезных металлических статуй. А учитывая, что роботы стояли глубоко в безлюдной степи и были развернуты на все стороны, какой-нибудь историк вполне мог принять их за идолов неизвестной религии, вокруг которых степняки гарцуют в грозу на озверевших от страха лошадях, выжидая ритуального удара молнии в воздетую к небу руку С134-го.
Сугороку еще раз внимательно осмотрелся. Сомнений не было: враги уходили прочь! Тонкое широкое кольцо распалось, потом сбилось в плотный клин, и этот самый клин на полном скаку несся к южному горизонту, оставляя в высокой траве неизменную просеку. Лейтенант вытащил из кармашка в кресле бинокль, повертел и бросил: бинокль тоже был на кремниевой матрице, и превратился в мертвый камень вместе с остальной электроникой. Тогда лейтенант достал из-за кресла офицерский меч, вынул его из ножен и на пробу взмахнул несколько раз. То же самое проделали и наблюдавшие за командиром пилоты, каждый из которых, по традиции, имел право носить длинный клинок. Конечно, против местных на мечи особенной надежды не было: что-что, а боевую практику в фехтовании взятый наугад колонист имел куда большую, чем так же наугад выхваченный из толпы самурай. Самураи-то уже много тысяч лет воевали не мечами, носили их лишь по традиции и знали только несколько движений начального уровня.
Но деваться было некуда. Пять воинов Дома Куриту спустились по лесенкам к ногам своих роботов; потом, не сговариваясь, сошлись вместе, обнажили мечи и встали тесным кругом. Веял легкий ветерок; доносился гул копыт укатившихся к югу вражеских конников. Никто не нападал на испуганных людей, более того, в пределах видимости не было ни единой живой души. Пять самураев стояли спина к спине, вцепившись напряженными пальцами в шершавые рукоятки знаменитых Луфиенских мечей — и чувствовали себя полными дураками.
— Дуракам счастье! — фыркнул Легат, щелкая замком. В этот раз у него получилось намного лучше, чем с люком аварийного кабельного колодца. Дверца очень быстро открылась. Мастер, Тень и Легат затихли и внимательно прислушались. Однако впереди, в черном провале двери, не мелькнуло ни искорки, ни звука. Послушав секунд тридцать, Легат осторожно просунул вперед видеокамеру на гибком оптическом кабеле. Вытравив метра четыре шнура, Легат кивнул. По этому знаку Мастер кинул в дверь микрозвездочку от детского фейерверка, а Тень приготовил излучатель к бою. Все трое закрыли глаза, пережидая короткую сине-белую вспышку.
Если за дверью и был кто-нибудь, он никак не отреагировал ни на слабый шорох открытой двери, ни на беззвучный сполох холодного пламени. Камера сохранила пугающе-резкую картину яруса: уходящая далеко вперед цепочка слоноподобных футляров над гидрогенераторами; вокруг и поверх генераторов сплетение огражденных перилами металлических мостков; толстые трубы маслопроводов, прямоугольные короба вентиляции. Там и здесь белые пятна на полу: рабочие места, перед которыми на высоте груди раскачивались подставки под терминалы. Контрольные доски с клавишами и экраны терминалов оказались сняты — следовательно, самураи могли побывать и здесь.
Первые следы врагов лазутчики встретили почти сразу же после того, как покинули кабельный канал, доставивший их к воротам главной проходной. Обшаривая дорогу и стены перед собой тоненькими лучами карманных фонариков, Тень и Легат одновременно обнаружили сразу несколько макетов камер слежения, развешанных самураями нарочно на видных местах; а Мастер, почесав затылок, вычислил и две настоящих, хорошо спрятанных. Нетрудно было предположить, что информация от камер выведена куда-то в контрольный центр, где установлено круглосуточное дежурство, да и программы-распознаватели наверняка сравнивают между собой соседние кадры, чтобы по найденным в них различиям выделять движущиеся объекты.
Группа уткнулась в серьезную проблему: никто не предполагал, что захватив Раздольский вход в Морию всего неделю назад, Курицы успеют навтыкать жучков на двести километров южнее, аж до самых Изенгардских ворот. Поэтому никаких хитрых приборов, чтобы отключить, обмануть или перепрограммировать аппаратуру слежения, троица с собой не прихватила. А просто заклеить объективы означало ясней ясного указать охране место и время проникновения.
Легат предложил попробовать в другом месте, а проходную обойти. Но морийские гномы предвидели нашествие любителей коммерческих тайн, и намеренно устроили вход так, чтобы ни по вентшахтам, ни через канализацию нельзя было миновать контрольно-пропускные залы. Уж кто-то, а Мастер это знал.
Пришлось думать. Легат принялся старательно вспоминать все, что он знал о камерах: какие они бывают, и можно ли какнибудь определить, через какие промежутки времени ведут съемку, и хватит ли времени между кадрами, чтобы добраться до двери, и другие технические подробности. Тень заметил, что в глубине завода снимки могут делаться хоть через десять минут, но на проходной наверняка снимают не реже раза в секунду — уж очень место важное. Легат пригорюнился.
Ситуацию спас Мастер. Как самый знающий местность, он повел группу окольными тропами и где-то через полчаса лазутчики оказались в совершенно других пещерах. Стены здесь поражали грубостью обработки; отделка напрочь отсутствовала. Через каждый десяток шагов попадались какието металлические арки. Наблюдательный Тень заметил, что большинство из них ржавые. Между тем воздух оставался сухим, да и с потолка не капало — из чего шпион заключил, что ржавчина наведена искусственно. Из бокового ответвления выскочили рельсы узкоколейки, уложенные на бетонные шпалы. Проход сужался. Очень скоро можно было идти только по узенькой тропинке слева от рельс, а пол сделался таким неровным, что даже привыкшие к темноте глаза не спасали от проваливания в мелкие ямки. Тень и Легат начали отставать. Заметив это, Мастер предложил пойти по шпалам, но те словно бы нарочно были уложены ни в шаг, ни в полшага — приходилось то семенить, то вытягивать ноги, подобно журавлям. Наконец, Легат взмолился:
— Куда ты ведешь нас, Сусанин-герой?
— А пес его знает! — отозвался Тень, — Он сам тут впервой… Правда, Мастер?
— Нет, — возразил Мастер, — Неправда. Мы в игровой зоне. Тут все реконструировано под двадцать второй век. Сюда туристов возили в вагонетках, по этим самым рельсам, где мы идем. Я ищу гезенк на третий ярус, в генераторную…
— Ищешь ге… Что? — спросил Легат.
— Гезенк, — пожал плечами Мастер, — Восстающий ход, иногда почти вертикальный. В нашем случае он должен быть наклонный. Если моя память еще что-нибудь держит, мы увидим его в левой стене минут через пять. Он не был завершен именно для того, чтобы не делать ходов мимо главного контроля.
— И что ты нам предлагаешь? — быстро сообразил Тень, — Атомарными ножами грызть скалу? Сколько хоть метров осталось?