Утрата Англией американских колоний в конце XVIII в. ознаменовала новый этап в существовании империи. Англия была вынуждена повернуться от Атлантики на восток, и заселение Австралии стало частью ее экспансии в Азии и Тихоокеанском регионе. Этот же поворот привел к пересмотру путей управления империей. После завершения в 1815 г. Наполеоновских войн произошло смещение акцента с дорогостоящей военной акции, необходимой для защиты торговых монополий, с сопутствующим ей бременем внутреннего налогообложения, на экономическое развитие на основе самодостаточности и на свободную торговлю. Этот переход был менее заметен в Индии, где затраты на расширение империи были переложены с британских налогоплательщиков на плечи местного крестьянства, чем в таких переселенческих колониях, как Канада, Австралия, Новая Зеландия и Южная Африка.
Эти колонии переселенцев, как и бывшие британские колонии в Соединенных Штатах и испанские колонии в Аргентине и Уругвае, выделяются как особая зона европейской экспансии. В них почти не предпринималось усилий по помержанию существующего порядка, налаживанию коммерческих отношений с местными жителями или привлечению их в качестве рабочей силы; напротив, эти территории расчищались и заселялись как новые плацдармы для активной деятельности европейцев. Умеренный климат вполне подходил для содержания европейского домашнего скота, пастбищ и сельскохозяйственных культур; местная флора и фауна были менее разнообразны и менее устойчивы к сорнякам и сельскохозяйственным вредителям, которых принесли с собой европейцы; коренное население истребляли завезенные болезни. До XIX в. поселенческие колонии играли в европейской имперской системе второстепенную экономическую роль. Позднее, по мере того как широкая индустриализация создавала массовый рынок для продукции этих целинных земель, они стали наиболее богатыми и быстро растущими регионами за пределами Европы.
Описание колониального заселения Австралии, исходящее из логики экономического и экологического империализма, оставляет слишком много неясностей, нуждающихся в объяснении. Подразумеваемый вывод о том, что австралийские аборигены просто исчезли с появлением европейских болезнетворных микроорганизмов, столь же неудовлетворителен, как и предположение, что в Новой Зеландии маори не оказали никакого реального сопротивления пришедшим туда белым людям. Европейцам пришлось приложить серьезные усилия, чтобы подчинить себе коренные народы в районах заселения; не меньше усилий потребовалось и для оправдания экспроприации того, что им принадлежало. Отношение к местным жителям как к культурно и расово неполноценным людям оправдывалось ссылками на провидение и судьбу. Англичане пришли в Тихоокеанский регион с сознанием собственного превосходства как наследники западной цивилизации и носители сокровенных смыслов христианства, усиленных дальнейшими достижениями в области научных знаний, промышленного прогресса и свободы. Последнее может показаться маловероятным преимуществом для колонии, начавшей свое существование с заключенных, но это не умаляло его влияния. Свобода британца базировалась на повиновении монарху при системе конституционного правления, охранявшей права подданного. Пример американских колоний и республиканских принципов, провозглашенных там, а также во Франции, служил полезным напоминанием о последствиях нарушения этих прав.
Поселенческие общества, созданные Европой, стали ее продолжением и новыми истоками. С громадным успехом они применяли и адаптировали технологии, наряду с растениями культивировали принципы и возвращали их туда, где они возникли с новыми возможностями. Тем не менее даже в Соединенных Штатах и бывших испанских и португальских колониях в Центральной и Южной Америке, освободившихся от их господства с целью формирования характерных черт демократических национальных государств, граждане из числа переселенцев сохраняли привязанность к своему происхождению. Новые республики определяли себя как белые братства. Как бы они ни подчеркивали свое отличие от родственников в метрополиях, как бы ни адаптировались — сознательно или непроизвольно — к местному образу жизни, они оставались чуждыми коренным народам. Нация, возникшая на лугах Австралии, как и те, что сформировались на просторах Северной Америки, на равнине и в пампасах Аргентины, пыла креольским обществом, претендующим на свое место в европейской диаспоре.