Именно в сфере производства сахара постепенный переход от рабства индейцев к рабству негров проявился с наибольшей отчетливостью. В 1550— 1560-е гг. в энженью Северо-Востока практически не было африканцев. Рабочую силу составляли обращенные в рабство индейцы и — в значительно меньшей степени — индейцы из опекаемых иезуитами поселений, которые получали за свою работу мизерную плату. Если обратиться к примеру крупного энженью Сержипе-ду-Конде в Байе, чьи регистры сохранились до наших дней, то можно будет получить представление о подобном переходе. В 1574 г. африканцы составляли лишь 7 % от общего числа рабочих-невольников; в 1591 г. их было 37 %, а около 1638 г. африканцы и афро-бразильцы составляли уже 100 % рабочей силы.
Рабы выполняли множество обязанностей, но большинство невольников было занято на тяжелых сельскохозяйственных работах. Положение тех, кто работал на перемалывании тростника, у печей или при перегонных котлах могло быть еще хуже. Раб, приставленный к жерновам, нередко терял кисть или всю руку; печи и котлы, источавшие невыносимый жар, грозили ожогами. Многих рабов с раннего возраста приучали работать на этих производствах; такие работы служили также наказанием для взбунтовавшихся невольников. Однако в исключительных случаях раб мог подняться по иерархической лестнице и дослужиться до так называемого «банкомета», помощника главы производства, или до самого «главного технолога»[30]. Это был специальный работник, отвечавший за финальную стадию выработки сахара и, в конечном счете, за его качество.
Владельцы энженью обладали экономической, социальной и политической властью в колонии. Это была аристократия богатства и власти, но не родовая знать, подобная той, что существовала в Европе. Конечно, король жаловал дворянские титулы за службу или за определенную плату, но такие титулы не были наследственными. Не стоит, однако, преувеличивать устойчивость социального положения владельцев энженью и их богатство, распространяя на весь этот социальный слой характеристики, относившиеся лишь к отдельным кланам. Сахарное дело было связано с рисками: оно зависело от колебания цен, от правильной организации производства, от контроля над массой рабов. Энженью как предприятия были более постоянными, чем их хозяева. Они существовали под одними и теми же названиями сотни лет, при этом неоднократно переходя из рук в руки.
Кем являлись первые владельцы энженью? Это были некоторые знатные семьи или представители высшей португальской администрации, зажиточные иммигранты, коммерсанты, которые одновременно с торговлей занимались еще и производством. Мало кто из них был дворянином-фидалгу, и далеко не все — потомственными католиками. Среди владельцев энженью в Байе насчитывалось немало «новых христиан». Из 41 энженью, владельцев которых удалось установить в период 1587–1592 гг., 12 принадлежали «новым христианам». С течением времени из-за заключения браков в одной и той же среде, среди определенного круга семейств, социальный слой владельцев энженью стал однородным классом. Наиболее влиятельные его представители стремились вывести свое знатное происхождение от португальских дворян-фидалгу.
Между двумя полюсами — рабовладельцами и рабами — в энженью находились вольноотпущенники и белые работники, занятые ремесленным трудом (кузнецы, плотники, слесари), а также «технологи» сахарного производства. Самой многочисленной группой свободных работников, связанных с энженью, были те, кто выращивал тростник; это были независимые производители, у которых не хватало средств на устройство собственного энженью. Они зависели от владельцев сахарных заводов, хотя могли иногда настаивать на своих условиях, если в самом энженью не хватало имеющегося тростника. Мулаты или негры-вольноотпущенники редко занимались выращиванием тростника. С учетом этой «расовой исключительности» экономическое значение производителей тростника значительно различалось в каждом конкретном случае. Среди них были как скромные производители с небольшими наделами и двумя-тремя рабами, так и те, кто владел двумя-тремя десятками невольников и мог претендовать на то, чтобы стать владельцем энженью.
30
Разумеется, при обозначении этой должности речь идет о наиболее близком современном аналоге.