Это произошло в воскресенье восьмого сентября, а прием у императора был назначен на субботу следующей недели. В это время Ван и Чжоу, готовящие гостей к приему, заговорили о церемонии «коутоу» — земных поклонов императору, которая в течение всего последующего столетия символизировала различие в мировоззрении китайцев и европейцев. Слово «коутоу» на литературном китайском языке означает «удары головой». Ритуал состоял в том, что любой входящий в зал к императору должен был трижды преклонить колени и простереться на земле, коснувшись лбом пола. Подобное раболепие не сочеталось с понятием о чести английского джентльмена, а в политическом отношении это было равносильно признанию, что его монарх является вассалом китайской короны. Ван и Чжоу пытались внушить иностранцам, что этот ритуал обязателен, при этом демонстрируя как просто его исполнить. Однако Макартни настаивал, что выполнит все эти указания чиновников лишь в том случае, если кто-нибудь равный ему сделает то же самое перед портретом Георга III. В качестве альтернативы он предложил продемонстрировать дань уважения императору так, как это было принято у него на родине, то есть преклонить колено и приложиться губами к его руке. Сама мысль об этом должна была сильно шокировать китайских чиновников, и к среде первой проведенной в Чэндэ недели было решено, что сэр Макартни должен будет просто встать на одно колено и склониться при встрече с императором.
В великий день встречи с императором Макартни и его сопровождающие были облачены в парадные одежды, которые они считали соответствующими «восточным идеям и традициям». На Макартни была «роскошная вышитая мантия с кружевным воротником, бриллиантовой застежкой и бриллиантовой звездой. Сэр Джордж Стаунтон также был облачен в роскошный вышитый бархат и, будучи доктором юридических наук Оксфордского университета, носил подобающее его статусу облачение из алого ниспадающего шелка». Их проводили в беседку, где они около часа дожидались приема, пока наконец не появился император Цяньлун, которого несли в открытом паланкине шестнадцать человек. «Когда его проносили, — пишет Макартни, мы отдали дань уважения, опустившись на одно колено, а китайцы, как обычно, распростерлись на земле». Здесь случайно открывается одно любопытное обстоятельство: в своем дневнике Стаунтон-младший писал: «Мы встали на одно колено и склонили головы до земли»7. Однако последние слова позже были вычеркнуты. Тем не менее не столь важно, как низко опустил голову посол, главное то, что он не распростерся ниц.
Когда император занял место на троне, Макартни преподнес ему золотую шкатулку, украшенную бриллиантами, где находилось письмо, написанное Его Величеством. Его спутник преподнес императору «два изящных пистолета». В ответ они получили изделия из гравированного нефрита, чем были весьма разочарованы («они высоко ценятся в Китае, однако для меня не представляют никакой ценности»). Затем последовал пятичасовой праздник, во время которого демонстрировали свое искусство борцы, акробаты, канатоходцы и актеры. Один раз император подозвал Макартни к себе, чтобы подать ему чашу подогретого вина, и поинтересоваться возрастом короля — не вызывает сомнений, что это был любимый вопрос активного восьмидесятилетнего человека, которого Макартни описывает как красивого пожилого джентльмена, всё еще бодрого и здорового, на вид не старше шестидесяти лет». Это дружелюбие со стороны императора могло быть многообещающим жестом, даже если бы обсуждение предложений короля Георга и не состоялось. Макартни заканчивает описание этого дня следующим образом: