Для Фейербаха, современника революции 1848 г., были исключены как простая апология буржуазного индивидуализма, так и мысль о религиозных или государственных гарантиях всеобщего интереса. Это ставило перед этической теорией задачу углубления и изменения основополагающего понятия материалистической этики, понятия счастья. Задача умерения свободного индивидуального интереса и такого истолкования человека, при котором индивид своей деятельностью возвышает себя до родовой сущности, требует, с точки зрения Фейербаха, рассмотрения человека как общественного существа. Фейербах вводит в теорию общественное измерение путем придания большего значения чувственной основе человека вообще и путем изменения понятия стремления к счастью в частности.
Стремление к счастью в его интерпретации уже более не является материально-чувственным фактом, как это было у Гольбаха, Гельвеция, вообще у любого последовательного натуралистического материалиста. Фейербах, впрочем, не отбрасывает материально-чувственную предпосылку эмоционального уровня человеческого поведения, что вообще невозможно для материалиста, поскольку он остается материалистом. Но это действительно только предпосылка, исходный пункт. По сути же стремление к счастью, вообще эмоциональность человека становятся в его этике общественным фактом. Чувственность индивида есть прежде всего его ощущение другого человека. Человек прежде всего нуждается в чувстве, которое бы утверждало другого человека.
Фейербах с новой стороны раскрывает понятие любви.
Он видит в любви неистребимое стремление человека к солидарности и равенству. Индивидуальное стремление к счастью исключает счастье другого и вообще счастье других людей. Эту мысль Фейербах заимствует не из натуралистического натурализма, а из пантеистической традиции, что явствует, например, из такого высказывания: "В чем ином может состоять задача морали, как не в том, чтобы с помощью знаний и воли возвести до уровня закона человеческого мышления и действия единство собственного и чужого счастья, которое заложено в природе вещей, в самой общности воздуха и света, воды и земли?" (84, 11, 78). Антропологически-историческое понимание любви было шагом вперед, и шагом принципиальным. Совершенно прав Фейербах, рассуждая о дуализме кантовской этики, что нравственный закон и в самом деле будет находиться в состоянии войны со стремлением к счастью, "если счастье состоит только в обмане, воровстве и убийстве" (84, 11, 79). Но в том-то и дело, что человек с самого начала является общественным существом, Я связано с Ты, и потому желание счастья другому для него столь же органично, как и желание счастья себе.
Этический принцип антропологического материализма имеет в виду иные социальные силы, чем материалистические просветители XVIII в. Вместо этики успеха крупной буржуазии, содержавшей черты аристократической этики наслаждения, у Фейербаха получают выражение моральные настроения мелкобуржуазных слоев. Маркс заметил это сразу с опубликованием лучших сочинений Фейербаха в начале 40-х годов, означавших действительное - и последнее - достижение классической буржуазной философии, и он назвал фейербаховский "реальный гуманизм" теоретическим базисом философского коммунизма.
Фейербаховская этика, итог долгой теоретической традиции буржуазной философии, прочно связана с пантеистически-материалистической линией этой философии; в своей социальной нацеленности, в исторической тенденции она уже выходит за буржуазный классовый горизонт, не возвышаясь, однако, до уровня идеологии пролетариата. Как сам Фейербах оставался радикальным политическим демократом, так и его мелкобуржуазно-демократическая этика выражала ход мысли утопического социализма в его фурьеристской и вейтлинговской версии, а не в версии К. А. Сен-Симона.
Плебейские корни своего материалистического понимания субъекта Фейербах формулирует очень ясно. Обоснование и защиту материальной этики счастья в противоположность стоической и трансцендентальной этике внутренней убежденности, неизбежно включающей аскетическое начало, он связывает с общественными притязаниями четвертого сословия, бедных плебейских и мелкобуржуазных масс. "Разве нет бесчисленного количества людей, которые счастливы, если у них есть ежедневная пища, просто кусок хлеба? Разве стремление к счастью, даже если оно недобровольно, не является столь же хорошим, как и долг стоика? И не является ли у этих людей, которые составляют лучшую часть (Majoritat) человеческого поколения, хлеб, предмет их стремления к счастью, также предметом их долга, их гражданской и моральной деятельности? Разве эти люди поэтому аморальны? Тогда мораль есть дело только хорошо обеспеченных и высокопоставленных, которые, поскольку их благополучие заранее гарантировано, уже удовлетворили стремление к счастью, имеют достаточно досуга, чтобы отделить мораль от досуга и сделать ее для себя предметом своего мышления" (84, 11, 81).
Вообще в истории этики те течения, которые выражали моральное сознание угнетенных классов, как правило, находились в оппозиции к этическому интеллектуализму, апеллировали к живому, конкретному человеку с его притязаниями на счастье и равенство, придавали центральное значение понятию любви. Именно на этой эмоционально-освободительной ноте в лице Фейербаха завершается домарксистская этика. Этика чувства, эмоциональной солидарности, любви, обоснованная материалистически, направлена против классового угнетения, социального неравенства. Чувство в отличие от спекулятивного интеллекта не может обмануть себя, оно подобно той француженке, которая очень удачно, но без любви вышла замуж и со слезами на глазах говорила священнику, пытавшемуся утешить ее: "Я знаю, что я счастлива, но я не чувствую этого".
Социальный пафос материалистической этики чувства Фейербаха хорошо просвечивает в характеристиках религии как фантастического родового сознания, превращенной мечты о моральной жизни. Фейербах как мыслитель и человек нацелен на такое общественное состояние, при котором совместная солидарная жизнь не является результатом политико-юридической репрессивности, а вырастает из непосредственного стремления людей навстречу друг другу, из чувства моральной ответственности в условиях действительной свободы и социального равенства. Критика общественного насилия, охраняющего социальные привилегии и классовое господство, вообще свойственная материалистически ориентированным теориям морали, доведена до поиска путей коммунистического освобождения человечества. И это одна из решающих причин, в силу которых Людвиг Фейербах в области этики, как и материализма в целом, является последним представителем классической буржуазной философии и непосредственным предшественником Карла Маркса и Фридриха Энгельса.
* * *
Во введении мы сформулировали тезис, что домарксистская этика представляет собой целостное идейное образование.
Теперь можно уточнить, что это - развивающаяся целостность. История домарксистской этики есть процесс постоянного углубления в сущность морали. Основные вехи этого процесса можно резюмировать в следующих определениях:
мораль а) является особой - долженствовательной - проекцией единого общекосмического принципа; б) принадлежит миру культуры, представляет собой общественное (непркродное) отношение между людьми, является оптимальным воплощением "второй" - изменчивой, самосозидательной - природы человека; в) характеризует личность с точки зрения ее способности к человеческому общежитию, к гармоническим отношениям с другими людьми, предстает в качестве совокупности добродетелей, выражающих совершенство человека как общественного существа; г) есть особый, высший уровень внутренней детерминации, имеющий своим содержанием отношение к фактически практикуемому образу жизни, реальным мотивам и ценностям, ее можно назвать ценностью ценностей, мотивом мотивов; д) совокупность абстрактных, надындивидуальных, общезначимых, безусловных норм поведения, которые задают универсальную - всечеловеческую - связь между людьми и существуют в форме идеальных ориентиров, эталонов поведения.