Итак, еще раз: совсем фантастику ликвидировать не получилось, она как-то продолжила существовать, как-то искала способы бытия. Было постановлено, что фантастика нужна затем, чтобы пробуждать в молодежи внимание и интерес даже не к науке, а к технике: задачей фантастики было побуждать молодежь идти в технические вузы и восполнять дефицит страшно нужных молодой советской стране технических кадров в период индустриализации. Но эти годы, слава Богу, прошли, в 1953-м умер Сталин, а затем случились 56-й и 57-й годы. В 56-м состоялся ХХ съезд, на котором был осужден культ личности. А в 57-м был запущен первый спутник, сразу вчистую реабилитировавший тему космоса. И вышла «Туманность Андромеды» Ивана Ефремова. Начиналась Оттепель.
Ефремов тоже начинал в 40-е, и ко второй половине 50-х он был уже очень масштабной фигурой. Но именно «Туманность» полностью перевернула представление и у писателей и у читателей о том, что возможно для фантастики. С этого момента отсчитывают третью волну советской фантастики и ее золотой век, наступивший на двадцать пять лет позже, чем в англоязычном пространстве.
(Классификацию волн, точнее поколений, предложил Анатолий Бритиков — исследователь советской фантастики. По его классификации, первая волна — это расцвет двадцатых годов, вторая волна — фантастика ближнего прицела и третья волна — шестидесятые. Четвертой волной называли писателей, сформировавшихся во времена застоя и «стартовавших» в перестройку. Дальше пятой волной начали называть тех, кто прославился в 90-е, например Лукьяненко и Хаецкая. Шестая волна — массовый вал писателей самого конца 90-х и первой половины нулевых, а седьмой, или «цветной», пытались называть поколение эпохи сетевых конкурсов. Но чем ближе к нашим временам, тем более спорна эта классификация. Что происходит сейчас, никто и никак называть не рискует. Более-менее уверенно все согласны с четырьмя волнами советской фантастики, а дальше начинаются разночтения.)
А вообще фантастика шестидесятых — да и позже, если уж на то пошло, — это, конечно, в первую очередь Стругацкие. Я сейчас не буду углубляться в литературоведение и рассказывать, почему именно произведения Стругацких были так не похожи на все остальное и как они — именно они — задали практически все последующие тенденции. Как бы то ни было, и в книгах Стругацких, и в книгах других авторов фантастика начала позволять себе задаваться какими-то социальными вопросами, вообще какими-то еще вопросами, кроме технических. То есть фантастика развивается, фантастика позволяет себе лишнее, фантастика потихонечку выходит за предписанные рамки, и в силу этой причины, и массы других социальных причин, за считаные годы появляется плеяда блестящих писателей-фантастов, в основном рассказчиков, а не романистов, сейчас объясню почему.
К этому моменту уже понятно, невооружённым глазом видно, что дефицит жанра жутчайший. И чтобы его хоть как-то удовлетворить, множество журналов начинает печатать фантастику. И вот в силу формата — много площадок журнальных при общей инерционности издательств книжных — для молодого автора было неизмеримо проще выйти к читателю с рассказами, чем сразу с романами. Вторая причина — наличие Союза писателей со своими нормами на книжки и наличие планового хозяйства в издательской индустрии, как и в любой другой. В общем, с рассказами напечататься было проще.
Это поколение — Днепров, Биленкин, Варшавский, Гансовский, Ларионова, Альтов, Журавлева, Громова, Михайлов, Шалимов, чуть позже — Булычев, который помимо Алисы, которую знает каждая собака, написал еще массу взрослых и серьезных произведений, совершенно не смешных и не веселых; и еще десятки имен — их было реально множество, особенно по сравнению с предыдущим периодом. У читателей шаблон рвало от того, какой, оказывается, бывает фантастика. Оставаясь формально в границах детской и юношеской литературы, фантастика взялась за темы, к которым ей просто не разрешалось подступиться в предыдущие десятилетия. Появилась социальная фантастика, юмористическая и сатирическая фантастика, много космической фантастики, в качестве темы появились компьютеры — а ведь еще считаные годы назад кибернетика была западной лженаукой. Даже появлялась сказочная фантастика, хотя такую контрабанду все еще не поощряли, тут уже было полшага до ярлыка идеалиста (а это было опасно, поскольку официальной религией был материализм).