С первого дня кампании наши войска добросовестно исполняли свое дело. Они наступали столь успешно, что в начале марта 1808 г. Александр Павлович имел возможность написать Наполеону: «Государь, мой брат... Мои войска занимают уже важнейшие пункты и идут на Або». 10 марта гр. Буксгевден вошел в Або; население спокойно взирало на приход и расквартирование русских войск. С этого времени наш главнокомандующий считал Финляндию покоренной. 16 марта 1808 т. всем державам было объявлено особой декларацией, что Финляндия признается Российскою областью, покоренною нашим оружием, и навсегда присоединяется к Империи.
Население России было уведомлено особым манифестом от 20 марта того же года, в котором значилось: «Страну сию, оружием Нашим покоренную, Мы присоединяем отныне навсегда к Российской Империи, и, вследствие того повелели Мы принять от обывателей её присягу на верное Престолу Нашему подданство».
Особым собственноручным письмом Александр I сообщил Наполеону, что он «объявил шведскую Финляндию русской провинцией». Наполеон ответил: «Я чрезвычайно обрадовался, узнав, что Вы покорили Финляндию и присоединили эту провинцию к Вашим обширным владениям».
Главный интерес борьбы сосредоточился теперь около Гельсингфорса и Свеаборга. Уже 18 февраля 1808 г. русский отряд подошел к Гельсингфорсу и с такой стремительностью атаковал его укрепления, что орудия на валах были захвачены заряженными. Комендант города в санях помчался в Свеаборг, куда последовал и гарнизон, охранявший город.
Русские прекрасно расположились в Гельсингфорсе и стали приготовляться к осаде Свеаборга. Работа кипела. Заготовлялись штурмовые лестницы и фашины; подвозились орудия. Осадой крепости руководил умный и изобретательный генерал П. К. Сухтелен. Когда русские батареи были готовы, из них открыли стрельбу по Свеаборгу. В ответ из крепости посыпались тяжелые ядра на Гельсингфорс. Русские, желая спасти город, предложили коменданту Свеаборга не стрелять по городу, обещая с своей стороны не строить в нем батарей. Комендант из жалости к жителям и городу согласился. Русские благодаря этому остались укрытыми в отличных зимних квартирах и могли безопасно сосредоточивать в городе свои парки, госпитали, магазины и пр. Русские день и ночь тревожили Свеаборг частыми выстрелами и движениями по льду залива. Гарнизон крепости лишен был спокойствия и сна: его люди должны были караулить на валах, стоять наготове у орудий и распиливать лед вокруг островов, дабы русские не могли приблизиться к стенам. Дух шведского гарнизона был слаб. На его беду, в крепости оказались запертыми многочисленные семейства. Жены и дети истребляли нужные для войска запасы и своими мольбами и слезами дурно влияли на бойцов. Помимо того, русские охотно и предусмотрительно пропускали людей в крепость, но воспрещали им возвращаться в Гельсингфорс. Искусно также русские распространяли среди Свеаборгского гарнизона разные слухи, которые не остались без влияния на шведских воинов; распускали, например, сведения о русских победах и шведских поражениях, о беспорядках в Стокгольме и т. п.
Наибольшая же неудача шведов заключалась в том, что комендантом Свеаборга состоял адмирал Кронстедт. Он был искусный моряк, и честный человек, но совершенно не подходил, по своему слабому и мягкому характеру, к должности коменданта. Он подпал под влияние недостойных офицеров и крайне опрометчиво вступил в переговоры с умным и находчивым генералом Сухтеленом, подметившим его слабости. Переговоры привели к тому, что между Кронстедтом и Сухтеленом заключена была конвенция, в силу которой шведы обязывались сдать крепость без кровопролития, если они к 22 апреля не получат помощи из Стокгольма. В залог исполнения такого договора, шведы условно передали русским несколько маленьких островов. К назначенному сроку Швеция помощи выслать не успела и не смогла, вследствие того, что залив не очистился ото льда, а потому Кронстедт по конвенции сдал Свеаборг русским.