Во внешней и внутренней Его политике почувствовалось определенное возвращение к самобытным русским началам. Он старался воскресить то, что «в России искони бе». Он помышлял и печалился прежде всего о России, почему национальное самосознание стало заметно пробуждаться. По отношению к Финляндии это сказалось появлением целого ряда исследований и статей, в основе которых лежал горячий патриотизм.
Первым борцом за русскую честь и родные интересы на финляндской окраине выступил К. Ф. Ордин. Имя его связано с капитальным историческим трудом «Покорение Финляндии» (1889 г.) и большим количеством блестящих статей, в которых он ярко осветил разные стороны финляндского вопроса с русской государственной точки зрения. Одновременно на том же поприще приобрели известность своими работами К. И. Якубов, Ф. П. Еленев, H. М. Коркунов, H. С. Таганцев и другие. В области науки и публицистики завязалась сильная и упорная борьба с финляндскими писателями, отстаивавшими главным образом тезис: Финляндия государство, состоящее лишь в унии с Россией. «Россия едина и нераздельна», — отвечали названные русские ученые и писатели; — Финляндия «состоит в собственности и державном обладании Российской Империи» и пользуется лишь широкой внутренней областной автономией. Желать сплоченности и единства России, — прибавляли они, — отнюдь не значит посягать на этнографические, культурные и бытовые особенности финнов и других инородцев, входящих в состав Империи. Развитие этих особенностей признается совершенно естественным. Не допустимы только стремления инородцев к государственной обособленности, так как нежелательно, чтобы Россия по своему политическому устройству напоминала Австро-Венгрию. Только сплоченные государства сильны. Государства же состоящие в унии, подобно Австро-Венгрии (или прежним Швеции и Норвегии) никогда не представлялись прочными. Для крепости России надо, чтобы окраины составляли с нею одно государственное целое, чтобы экономическая и духовная связь их с центром была прочна, а инородцы, — являющиеся нашими политическими братьями и русскими согражданами, — признавали русское верховенство (суверенитет), почитали Россию своим отечеством, добросовестно исполняли обязанности верноподданных членов Империи, и, наконец, были охвачены чувством одного общего патриотизма, т. е. чтобы слово Россия являлось для них, как для всех её сынов, волшебным словом, сверкающим лучами радости и надежды.
X. ВРЕМЯ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II
В октябре 1894 г. Россия переживала тяжелые дни. В далекой Ливадии происходила смена царствований. Финляндия напряженно ждала. — Наконец, в Гельсингфорсе получен был манифест нового Повелителя России — Государя Императора Николая Александровича. Надлежало всем принести верноподданническую присягу. Присягали русские войска, русские учреждения, присягнули чины сената и некоторых местных учреждений; но население Гельсингфорса и других городов выжидало, хотя прошло уже более недели. Оказалось, что финляндские власти без всякой надобности ожидали подписания Монархом грамоты финляндских привилегий, совершенно неосновательно ставя в связь эти два обстоятельства: присягу надлежало принести и в том случае, если бы грамота («удостоверение») не была вовсе подписана, так как утверждение грамоты необязательно для Монарха и она отнюдь не должна предшествовать присяге финляндцев.
Граф Гейден старел и слабел. В ожидании своего увольнения от должности генерал-губернатора, он переехал в Петербург, а краем временно правил его помощник — генерал С. О. Гончаров. Так продолжалось до 1898 г., когда в Гельсингфорс прибыл новый начальник края Н. И. Бобриков.
Он явился на свой пост с обдуманной программой. Он видел, что Финляндия досталась нам по праву завоевания, по жребию битв. Она нужна России, как северный её оплот. Между тем эта цель оставалась не достигнутой и около столицы имелась совершенно чуждая нам окраина.
Надлежало достичь большего её сближения с центром, без посягательства на финскую народность и культуру. В этих видах решено было объединить финские войска с остальной армией, ввести русский государственный язык в высшие административные учреждения края, дать русским людям, остававшимся на положении приниженных париев, права службы в Финляндии и пр. Н. И. Бобриков думал о совместной работе с финляндцами на пользу «общего отечества», он мечтал о добрых и сердечных отношениях финнов к России. Он видел, что сила тяготения Финляндии к России почти отсутствует, он заметил, что у неё нет также надлежащего доверия к центральным имперским учреждениям.