Возможна была и дуалистическая гегемония обеих ведущих держав в Германском союзе, в пользу которой время от времени выступала Пруссия, пытаясь воплотить ее в концепцию реформы Союза. Это привело бы к разделению Германии вдоль линии Майна с прусско-северогерманским союзом на севере и южногерманской федерацией на юге, управлявшейся из Вены. Еще в 1864 г. Бисмарк предлагал такое решение германского вопроса, которое могло привести к ликвидации давнего и затяжного прусско-австрийского конфликта. Это была бы реалистическая альтернатива в немецкой истории, потерпевшая, однако, поражение из-за того, что Австрия испытывала небезосновательное недоверие относительно стремления Пруссии к самоограничению и опасалась все новых требований со стороны берлинского правительства.
И наконец, существовала идея триады, с которой выступали средне-германские государства, боявшиеся как прусской гегемонии, так и прусско-австрийского двойного господства. Разве не напрашивалась идея объединить многочисленные чисто немецкие территории в национальное государство, а Пруссии, как и Австрии, продвинувшимся за пределы старой империи и обладавшим большей частью ненемецкого населения предоставить возможности идти своим собственным путем в качестве европейских держав? Концепция «третьей Германии» на протяжении столетий входила в число серьезных созидательных элементов немецкой истории — объединение малых и средних территорий с целью отпора гегемонистским устремлениям великих держав и сохранения унаследованных вольностей. «Третья Германия» была издавна верна империи в том смысле, что имперское устройство казалось лучше всего приспособленным для гарантирования прав отдельных государств. Существовало, правда, и искушение «прислониться» к какой-либо великой державе, чтобы противостоять давлению других держав. Модель Немецкого союза князей 1785 г. под прусским патронатом была так же допустима, как и союз с негерманской державой — от Хайльброннского союза 1633 г., в котором доминировала Швеция, до Рейнского союза под протекторатом Наполеона. С 1859 г. снова дала о себе знать идея «третьей Германия», предполагавшая реформировать союзное устройство с помощью усиления федеративных прав и укрепить компетенцию Союза в противовес ведущим державам Пруссии и Австрии. Довольно быстро выяснилось, что баварские, саксонские и баденские планы реформы Союза так сильно отличаются друг от друга, что единое выступление средних государств было невозможно, но триада имела достаточно сил, чтобы маневрировать между Австрией и Пруссией и сталкивать друг с другом обе немецкие великие державы в бундестаге. Впрочем, на основе Союзного акта 1815 г., как и прежде, существовало право каждого отдельного государства заключать союзы с негерманскими державами. Не исключался и новый вариант политики Рейнского союза.
Осуществленное в конце концов малогерманское решение германского вопроса под главенством Пруссии было, следовательно лишь одной возможностью из многих. Ее реализации способствовали Таможенный союз, слабость Австрии и проявлявшиеся временами симпатии со стороны либералов. Однако проведение в жизнь такого решения не было предопределено. Бисмарк признавался в своей приверженности национальному единству и при этом добавлял: «Если Германия добьется своей национальной цели еще в девятнадцатом веке, то это представляется мне как нечто великое, а если это случится через десять или даже пять лет, то будет чем-то исключительным, неожиданным даром Бога». Это было сказано в мае 1868 г., почти за три года до объединения империи. Чтобы это произошло, были необходимы по меньшей мере две предпосылки: исключительная международная ситуация, в условиях которой был бы невозможен механизм интервенции системы европейских держав в случае концентрации силы в Центральной Европе, и осознание прусским государственным руководством благоприятности момента.
В результате Крымской войны слаженность «европейского концерта» была нарушена, когда Франция и Англия встали на сторону Турции, подвергшейся нападению России. Они сделали это, руководствуясь не соображениями добродетели, а лишь стремясь помешать прорыву России в Средиземноморье. Крымская война глубоко взволновала общественность обеих сторон, и обе фланговые европейские державы, Англия и Россия, к концу войны существенно отдалились друг от друга. В итоге совместное вмешательство, как и в 1848 г. из-за немецкого вторжения в Данию, стало менее вероятным. Франция же Наполеона III заигрывала и с Веной, и с Берлином, демонстрируя беспристрастность, и надеялась оказаться в случае решающего боя за Германию третьим радующимся. Тем самым возможность маневра Пруссии временно возросла, хотя было неясно, до какой степени. Риск перехода границы с перспективой превращения во второстепенное государство в случае неудачи оставался огромным. При ином руководстве прусской политикой, при вмешательстве Франции в войну 1866 г., а России или Австрии в 1870 г. или даже при ином исходе одной из битв немецкая история совершенно изменила бы свой путь.