Институты колониального управления существовали только в городах. Все чиновники, епископы, судьи, нотариусы, торговцы и ростовщики – люди, чьи приказы, отчеты и взаимоотношения связывали колонии с Европой, – жили в городах. В городах же устраивались большие публичные зрелища, подчеркивавшие имперскую власть: торжественные шествия на Страстной неделе (перед Пасхой), церемониальные встречи новых вице-королей, шумные празднования в честь королевских браков. Огромные церкви и монастыри, вице-короли, которые могли буквально «оказывать почести», и утонченные европейские дамы и джентльмены, являвшие собой образцы «превосходного» поведения, производили огромное впечатление. В Испанской Америке города сразу закладывали в соответствии с имперскими директивами, предписывавшими привычную нам, а тогда новаторскую шахматную доску из квадратных кварталов и улиц, пересекающихся под прямым углом. Вокруг центральной площади каждого города стояли дворец губернатора, собор и особняки епископа и самых богатых семей, а также магистрат – местопребывание городского совета, самого важного органа управления за пределами горстки крупных «столиц». Населенным пунктам присваивался статус деревни, поселка или города, каждый находился под юрисдикцией близлежащих центров более высокого ранга, и на вершине этой пирамиды стояли столицы – Лима, Мехико, Богота и Буэнос-Айрес. Португальцы уделяли меньше внимания созданию образцовых городов, отчасти потому, что сахар, их основной экспортный продукт, этого не требовал. Тем не менее именно города были единственными местами в Испанской Америке и Бразилии, где белые люди могли общаться в основном друг с другом, где крошечное меньшинство могло поддерживать европейскую культуру.
Попытка воссоздать Испанию и Португалию в колониальных городах в итоге, конечно, провалилась. Горожанами стали многие коренные жители, метисы, а также негры, как свободные, так и порабощенные. С самого начала колонизация оторвала немало коренных жителей от родных общин и вынудила мигрировать. Кто-то ушел работать на шахты или в испанские поместья. Другие строили простые дома на окраинах колониальных городов – первые трущобы Латинской Америки. Оторванные от своих культурных корней, индейцы, как и другие вынужденные мигранты – африканцы, должны были отращивать новые. Городские рабы пользовались большей свободой, чем рабы с плантаций. В частности, они могли общаться с людьми из той же части Африки и присоединяться к свободным чернокожим в католических мирских братствах, которые обеспечивали им группу социальной поддержки и чувство добровольной принадлежности. Как рабы, так и свободные чернокожие нередко становились ремесленниками, например пекарями или плотниками. Когда метисы, свободные чернокожие и белые бедняки все вместе терлись на сапожной скамье или в кузнице, они создавали латиноамериканскую народную культуру.
За пределами городов людей европейского происхождения было немного, а колониальные институты практически переставали существовать. Культуры коренных народов и африканцев доминировали в сельской жизни уже из-за демографического веса, а белых людей было попросту слишком мало, чтобы общаться и вступать в брак исключительно друг с другом. Таким образом, сельские жители испанского и португальского происхождения, даже те, у кого был дом в городе, усваивали местные обычаи и африканские пристрастия раньше, чем их городские собратья.
Если транскультурация полным ходом шла на бразильских плантациях, где доходы от экспорта легко покрывали импортную одежду, вино и даже провизию, то в еще большей степени она происходила на асьендах – менее прибыльных, но более типичных для Испанской Америки поместьях. Вместо того чтобы вкладывать огромные суммы в покупку рабочей силы, асьенды полагались на индейцев, с которыми договаривались за небольшую плату или часть урожая. Вместо экспортных культур для Европы они производили товары для местного потребления. И как правило, их владельцы, которым было нечего продавать в Европу, не могли позволить себе европейские товары. Во время редких визитов в город их речь, одежда и манеры казались их городским кузенам по-деревенски грубыми, изрядно сдобренными влиянием африканцев и местных.