Означает ли это, что народы черпали из общих источников верований и поведенческих норм: балтийские народы из одного, финские — из другого? Это не кажется вероятным, учитывая отсутствие распространенной по всему побережью Балтики касты жрецов, которая могла бы систематизировать верования, и каких-либо религиозных институтов, способных распространить их по всему региону. Информация, доступная нам из летописных источников, показывает, что верования были в достаточной степени индивидуализированными, хотя, возможно, и не уникальными для каждого поселения. Некоторые деревья, такие, как дуб, судя по всему, почитались всеми балтийскими народами, но многие другие природные объекты наделялись священными качествами лишь применительно к конкретным местам. Балтийские народы, как было замечено выше, имели множество богов, тогда как финские — относительно немного. Позднейшие источники оставляют отчетливое впечатление, что племенные объединения конфликтовали друг с другом скорее из-за материальных причин, таких, как территория или добыча, а не с целью распространить на соседей свои верования.
Мы предполагаем, что эти верования и системы верований менялись с течением времени, что предполагает проблему передачи информации и знаний следующим поколениям в дописьменных обществах. Побережье не имеет никаких собраний священных текстов, из которых последующие поколения могли бы черпать представления о верованиях; это означает, что в регионе существовал некий механизм устной передачи информации. Очевидно, так оно и было — в противном случае мы должны предположить, что каждое следующее поколение изобретало для себя новых богов и новые верования. Мир природы оставался неизменным; сказанное позволяет считать, что характеристики и объяснения сил природы также оставались более или менее неизменными на протяжении поколений. Однако позднейшие хроники также изображают священное знание как прерогативу неких отдельных личностей; то есть подобное знание не было достоянием масс. Некоторые верования передавались через обычные процессы социализации: дети узнавали от своих родителей о мире духов, наполнявшем все видимые и невидимые явления, и о том, как следует с ним взаимодействовать.
Однако заговоры, заклинания и прочие подобающие формы повиновения и умиротворения духов представляли собой более специализированную информацию, которая передавалась от одного человека к другому. В позднейших источниках нет сведений о подобном обучении; даже если упоминаются некие мудрецы, наделенные особыми способностями, совершенно неизвестно, имели ли они учеников. Свод информации и знаний, передаваемых устно, несомненно, претерпевал изменения при смене поколений. Некоторые верования уходили как старомодные, другие просто забывались, третьи передавались в измененном виде. По мере необходимости возникали новые верования, а новые явления нуждались в объяснениях, исходя из существующих представлений. Таким образом, верования народов Балтийского побережья, описанные в хрониках XIII–XIV вв., не могут считаться бесспорно присущими населению этого региона восемь-десять поколений назад.
Интерес к восточному побережью Балтики
Участившиеся упоминания о народах Балтийского побережья у античных и более поздних авторов, а также археологические находки указывают на тот факт, что на рубеже VI–VII вв. у современников вырос интерес к этому региону. Римские монеты попадали на балтийские берега из Империи благодаря торговцам или посредникам; наиболее значительные их клады были найдены на южном побережье Балтики — в регионе, впоследствии названном Восточной Пруссией, а не на востоке. Южный берег был источником балтийского янтаря — товара, высоко ценимого греками (которые называли его «электрон»), римлянами и византийцами. «Янтарные пути» торговцев простирались по будущим территориям России и Польши, а также шли вверх по рекам до морского побережья.
Однако было бы неточным изображать эту торговую деятельность как первые контакты побережья с «внешним миром», поскольку к концу V в. н. э. народы Балтики должны были привыкнуть к разного рода вторжениям «чужестранцев» со всех сторон, учитывая специфику миграционной активности региона. Торговцы были лишь одним из многих видов «пришельцев», и главное различие состояло в том, что некоторые «чужаки» не только приходили, но и оседали, тогда как торговцы неизменно покидали эти земли. Возможно, было бы преувеличением говорить о постоянных «торговых отношениях» между побережьем и внешним миром, поскольку появление торговцев бывало скорее спорадическим и непредсказуемым, чем систематическим и регулярным.