Все эти перемены свидетельствовали о том, что литовцы, латыши и эстонцы вновь являются «собственниками» своих стран. Более того, возвращающееся чувство «собственности» означало, что ревнители национальной культуры (главным образом художники и литераторы) могли начать работать над возвращением национальной культурной целостности, интегрируя в национальную культуру пережитый опыт эмигрантов 1944–1945 гг., срывая покров тайны с депортаций 1841 и 1948–1949 гг., осмысливая опыт депортированных как ценный для национальной истории и, наоборот, исключая из нее элементы, привнесенные партийным диктатом в советскую эру. Эмигрантов больше не считали «буржуазными националистами» или «фашистами», а сосланных в сибирскую ссылку — «врагами народа». «Героев» советской эпохи теперь воспринимали как виновников жестокой оккупации, длившейся полвека. Внедрение этой исторической парадигмы в школьные учебники символизировало возвращение прав собственности на «национальное прошлое», спасенное от служения философии истории марксизма-ленинизма и русского шовинизма.
Важную символическую роль играли также президенты трех стран, к 2000 г. представлявшие их во внешнем мире. Избранный в Эстонии в 1992 г. и переизбранный в 1996-м Леннарт Мери (1929–2006), ученый и писатель, переживший сибирскую ссылку, был бескомпромиссным «европейцем». В 1998 г. французская газета La Vie даже назвала его «европейцем года». В Латвии Вайра Вике-Фрейберга (р. 1937), избранная в 1999 г. и переизбранная в 2003-м, была эмигранткой, родившейся в Латвии, но выросшей в Германии, Марокко и Канаде. Она была профессором психологии в Монреальском университете и, хотя не говорила по-русски, общалась на международных мероприятиях на прекрасном английском и французском. В Литве в 1998 г. избиратели отдали голоса Валдасу Адамкусу (р. 1926), некогда эмигрировавшему в США и до того, как он стал активно принимать участие в политической жизни Литвы (после 1991 г.), на протяжении долгих лет возглавлявшему в Агентстве по охране окружающей среды Управление региона Великих Озер (США). Каждый из этих президентов по-своему представлял процесс «национального исцеления», когда «нация» принимала обратно тех, кого отторгли от нее принудительно или вследствие тяжелых обстоятельств. И все они были несомненно ориентированы на Запад.
Налаживание новых связей и его последствия
Турбулентная внутренняя политическая жизнь возрожденных балтийских республик после 1991 г. разворачивалась на фоне постоянно расширявшихся связей этих стран с международными организациями, особенно теми, что базировались в Европе. Некоторые международные организации (такие, как ООН) сразу приняли упомянутые страны в свои ряды в качестве полноправных членов, тогда как многие другие сначала предложили им статус кандидатов — до тех пор, пока все полноправные члены не примут решение, что новые страны соответствуют всем критериям членства в организации. Это был «интернационализм» совсем другого рода, чем принятый в СССР; там данный термин использовался лишь применительно к социалистическим государствам и организациям, контролировавшимся и направлявшимся Советским Союзом. Теперь дверь во внешний мир была широко открыта, и для большинства жителей Балтийского побережья интернационализация, в принципе, означала вестернизацию. Разумеется, новые страны установили дипломатические отношения со всеми другими посткоммунистическими государствами, включая Российскую Федерацию, но ни одна из балтийских республик не вступила в основанное в 1992 г. Содружество Независимых Государств, опасаясь новой зависимости от России. Подобные же опасения присутствовали в некоторой степени и при установлении формальных и неформальных отношений и с Западом, когда в эти страны пришло понимание, что членство в западных организациях также означает самоограничение абсолютной свободы действий. Только что закончился пятидесятилетний период жизни в составе «союза», в котором доминировал один из его членов, и поэтому население стран Балтии сомневалось в разумности немедленного вступления в новые союзы — не важно, насколько демократические, — где ключевые роли играла горстка благополучных стран, обладающих большими экономическими возможностями. В начале 90-х годов обсуждение этих вопросов приобрело характер диалога между политическим руководством страны и скептически настроенным населением. Большинство ведущих политических партий во всех трех балтийских республиках поддерживало движение в сторону Запада; однако русскоязычное население и партии, отражавшие его интересы, колебались, сомневались, а иногда и открыто выступали против. Некоторые сомнения высказывали и партии правого крыла, хотя в их случае это был скорее страх перед неизвестностью, смешанный с романтическими представлениями о национальном суверенитете.