Огонь безумствовал всего лишь мгновение, а когда он погас, в кадре никого уже не было. И снова между деревьями стояли двое, готовые друг-друга убить.
– Я вижу, ты решил призвать подмогу? – усмехнулся Безымянный. – Боишься, что один не справишься?
Перец сделал выпад, Безымянный отразил.
– Боишься?
– Боюсь. Боюсь. Я с детства боюсь, знаешь ли. Именно поэтому он со мной. Самый великий, самый страшный! Тьма, проявись!
Воздух задрожал, он начал как будто плавиться и стекать вниз, он сделался видимым, из прозрачного стал цвета ключевого кипятка. Мир за этим кипятком закачался в неразличимой зыбкости, горы и деревья расплылись и стали похожи на акварель, земля задрожала. И что-то огромное, состоящее из острых углов и кусков полированного черного металла, шевельнулось, с лязгом и каменным грохотом, и тут же скрежетнул металл, и возник дракон. Тяжелая мрачная морда, черная с узкими красными глазами, в которых плясало глубокое пламя.
– Вас познакомить?! – крикнул Перец. – Ты, смерд, знаешь ли, кто пред тобой?!
– Я… – Безымянный отползал, пытался то есть отползти, не получалось.
Дракон возвышался над ним, как скала, ожившая и снова замерзшая, и Перец тоже возвышался, перемазанный кровью, страшный и в то же время величественный.
– Да будет Тьма!
Эта сцена нравилась Зимину больше всего. В этом месте сценарий забуксовал, и чтобы его растолкать, потребовалась почти неделя. Зимин смотрел боевики, играл в боевики, пробовал боевики читать. Все для вдохновения. Не получалось, но Зимин был упрям. В конце концов, он отправился в клуб исторической реконструкции и увидел там то, что хотел увидеть. Битву викингов на топорах. Конечно, это было не так красиво и не так гладко, но в общих чертах ему понравилось. Конечно, то, что происходило на экране, не очень напоминало свирепую скандинавскую рубку, но в целом дух дикости в фильм перенести удалось. Поэтому эту часть Зимин пересматривал несколько раз.
– Да будет Тьма!
Дракон заревел и снова исчез, растаял, слился с окружающим лесом.
И этот момент Зимин тоже весьма и весьма уважал, звукооператоры поработали на славу, стены и пол, и кресла, и сам воздух задрожали от мощи и величия.
Безымянный закрыл голову и уши. Он выглядел потерянно, он понимал свое поражение, он не сдавался.
– Вставай, дружище, час пробил, – усмехнулся Перец. – Не хочу, чтобы какой-то там кирпич украл у меня заслуженную победу.
Он рассмеялся, громко и счастливо, и ловко перекинул топор из одной руки в другую, топор описал дугу у него над головой.
– Нет, мой безымянный друг, не тягаться тебе со мной. Щенок еще, сопля, не может быть завета меж кроликом и львом, давай поднимайся. Нет, решительно в нашей жизни все пропитано древними греками! Вставай, поднимайся, посмотри в глаза своей судьбе! Бери топор, не нужно мне подачек.
Безымянный поднялся, дотянулся до томагавка.
– Ап!
Топоры скрестились и тут же сломались, рукоятки расщепились и разлетелись в разные стороны. Перец крякнул и ударил противника локтем в нос, Безымянный упал.
Кровь брызнула у него изо рта, из носа и, кажется, даже из глаз, казалось, что в голове у него лопнул налитый кровью пузырь.
– Лейтесь, слезы, лейся, кровь, вот и вся тебе любовь, – продекламировал Перец. – Люблю пошлые стишата, ничего не могу с собой поделать.
Перец подошел к ближайшему дереву и ударил по стволу кулаком. В воздухе закрутились красные листья.
– Гармония, однако! – сказал Перец. – Красное на красном, классика, только классика!
Безымянный поднялся на ноги. Он покачивался и выглядел страшно, весь перемазанный кровью.
– Повержен будешь ты, – сообщил Перец. – Осмелившийся путь мне преградить, глупец.
Он огляделся, увидел топор, направился к нему.
– Итог был предречен, – разглагольствовал Перец, разминая руки. – Готов ли ты узреть…
Перец сбился, заметил грязь на сапоге, попробовал стряхнуть, не получилось.
– Готов ли ты предстать… Короче, сдохнуть ты готов?
– Пошел ты, – ответил Безымянный.
– Зря, – сказал Перец. – Очень зря. Я мог бы тебя простить. Я милосерден и, в сущности, добр. Признай мою власть, не быкуй. И будешь счастлив.
Перец остановился, расправил плечи, приосанился.
– Короче, запишись в мои вассалы, и я дам тебе седло, слугу для чистки сапог, и рису двадцать мер, и ворвань, и сундук…
– Я же говорю – пошел, – перебил Безымянный.
Он тоже выпрямился. Лицо у него было разбито, нос смотрел в сторону, губы распухли. Безымянный улыбнулся, и оказалось, что у него нет трех зубов.