Скаут хихикнул.
– Что? – не понял старик.
– Артефакты – пошляцкое слово, я так думаю.
– Какая разница? Дело ведь не в слове, дело в деле. Мы называли эту команду гробокопателями…
Старик поморщился.
– Хотя, надо признать, гробокопатели работали здорово. За полвека они проделали неплохую работу, к тому моменту как моя группа развернула оборудование, нам предоставили около восьми образцов.
– Образцов чего? – осторожно поинтересовался скаут.
Старик не ответил, продолжил рассказ:
– Собственно, никаких трудностей у нас не возникло, после настройки оборудования все восемь объектов были активированы, а дальше был вопрос техники. Семь мальчишек и одна девчонка…
Он вдруг замолчал и стал кусать губы, смотреть в сторону и в потолок. Подбородок у него задергался, а зубы застучали, и вдруг у старика выпала челюсть, и старик неловко ее поймал. Скаут улыбнулся, старик вставил челюсть обратно.
– Они совсем не отличались от остальных, обычные совершенно, обычные дети. Потом… Я не знаю толком, что было потом…
Старик стал смотреть в окно.
– То есть? – спросил скаут. – Вы совсем, значит, не помните…
– Смутно. Знаешь, после того как они появились на свет, нас от них фактически отлучили. Наша миссия была выполнена, дети здоровы, они жили в отдельном блоке… Некоторое время мы еще занимались исследованиями… Синтез, прикладная евгеника, так примерно. Мы пытались сдвинуть химический состав костей и увеличить толщину сухожилий, впрочем, с переменным успехом, суперсолдаты получались не очень, если честно признаться…
– Вы опять отклоняетесь, – терпеливо сказал скаут. – Суперсолдаты, это, конечно, интересно, но…
– Плохо получались суперсолдаты! – провозгласил старик. – То есть совсем плохо, понимаешь? Сделать варана с кевларовой чешуей – сколько угодно, а добавить в костную ткань человека немного развернутого углерода – нет! Извольте-с! Ни черта-с! Плоть, отягощенная разумом, наотрез отказывается принимать любое серьезное вмешательство в изначальный замысел… А вот с этими ребятами…
Старик вдруг перешел на шепот:
– С ними все было по-другому…
Он замолчал и стал изучать устойчивость своей челюсти, тыкая в нее пальцем.
– Потом прилетели они! – сказал он. – Мозгокруты, лучшие специалисты… Там было два лауреата Нобелевской премии и еще целая свора гениев в области психиатрии. Нас, конечно, не ставили в известность, но кое-какие слухи доходили… Говорят, они применяли мощные средства.
Старик выразительно пошевелил бровями.
– Очень мощные. Галлюциногены, в основном, модификаторы восприятия, ретрогипноз, еще какие-то практики, вроде как даже оккультные. А эти нобелевские лауреаты прилетали чуть ли не каждую неделю, вертолеты жужжали над головами… А потом началось странное.
– То есть? – спросил скаут.
Он оживился и стал слушать гораздо внимательнее.
– То есть странное, – старик взял штык и стал им крошить резинку. – Некоторые вещи я не мог объяснить никак. И сейчас, по прошествии лет, тоже не могу. Вот так, мастер скаут…
Старик смотрел через стену.
– Однажды зимой нас подняли по тревоге. Это было удивительно, на базе всегда находилось полно военных, но в тот день побеспокоили всех. И ученых, и рабочих, и уборщиков, поваров и тех обеспокоили. Нас посадили в вертолеты. Знаешь, небо буквально почернело от вертолетов – и мы отправились к северу, к тундре. Она оказалась рядом, буквально в двадцати километрах, я не поверил, когда долетели. Мы почти целый день болтались по тундре… то есть над тундрой… Знаешь, в наших вертолетах нет совершенно никакого отопления, я себе пальцы на ногах отморозил… Ослеп почти – целый день смотреть на снег. И только в полете выяснилось – мы ищем одного из восьмерых. В это утро он исчез, и всех подняли по тревоге.
Старик замолчал.
Скаут потрогал автомат пальцем.
– Нам повезло, – сказал старик. – Или нет, не знаю уж… Одним словом, мы его нашли. Наша группа. Примерно в сорока километрах к северу, почти на берегу залива. Он просто сидел в снегу…
Старик поежился и вдруг резко воткнул штык в стол.
– Он не замерз. Увидел вертолет и помахал нам рукой. Я подумал – как он мог прошлепать в тридцатиградусный мороз по тундре почти сорок километров? А потом вдруг понял… То есть увидел, конечно. Мы опускались вниз, я смотрел в иллюминатор – и видел.