Потом он позвонил сестре. А она позвонила мне:
— Что там с этой машиной?
— Понятия не имею.
— Он просит одолжить сто фунтов на ремонт тормозов. Я спросила: неужели Валентина не может заплатить из своих сбережений? Она ведь неплохо зарабатывает.
— И что он ответил?
— Даже слушать не стал. Боится ее спросить. Говорит, она пересылает деньги в Украину своей больной матери. Представляешь? — Ее голос звенел от раздражения. — Всякий раз, когда я начинаю ее критиковать, он моментально становится на ее защиту.
— Возможно, он все еще любит ее. — (Я — неисправимый романтик.)
— Да, наверное, любит. — Она умудренно вздохнула. — Мужики — такие идиоты.
— Миссис Задчук сказала ей, что муж обязан платить за обслуживание машины своей жены.
— Обязан? Какая прелесть! Какая галантность! Он сам тебе об этом сказал?
— Хотел узнать мое мнение. Очевидно, раз я феминистка, он считает меня специалистом по правам жен. — Я точно не знала, как моя сестра относится к феминизму.
— Насколько я помню, маме никогда не нравились эти Задчуки, — задумчиво пробормотала Вера.
— По-моему, все дело в мужской гордости. Он не может просить деньги у женщины. Думает, что мужчина должен быть кормильцем семьи.
— И поэтому попросил их у нас с тобой, Надежда.
— Но мы ведь не настоящие женщины.
Майк решил ему позвонить. Они долго обсуждали преимущества и недостатки гидравлической тормозной системы. Провисели на телефоне целый час. Майк почти все время промолчал, изредка вставляя: «М-мм. М-мм».
Очередной кризис разразился через месяц. Из Украины приехала Валентинина сестра. Ей тоже захотелось красивой западной жизни, которую Валентина описала ей в своих письмах: изящный современный дом, роскошная машина, муж — богатый вдовец. Ее нужно было встретить в Хитроу на машине. Отец сказал, что «ровер» не доедет до Лондона и обратно. Из двигателя капало масло, а из тормозов — тормозная жидкость. Двигатель дымился. Одно из сидений сломалось. Сквозь свеженанесенную торговцем краску и полировку проступила ржавчина. Станислав подытожил проблему:
— Машина не престижна, — сказал он с легкой, почти презрительной ухмылочкой.
Валентина набросилась на отца:
— Ты брехун! Богатый жлоб! Обищав гроши. Гроши в банку. Обищав машину. Дерьмова машина!
— Ты ж требовала престижну машину. Вид в нее престижный, токо она не изде. Ха-ха!
— Дерьмова машина! Дерьмовый муж! Тьпху! — плюнула она.
— Де ты выучила це слово «дерьмовый»? — спросил ее отец. Он не привык, чтобы им командовали. Он привык поступать по-своему, привык, чтобы его ублажали и задабривали.
— Ты ж инженер. Шо ж ты не справиш машину? Дерьмовый з тебе инженер.
Сколько я себя помню, отец всегда разбирал и собирал у себя в гараже двигатели. Но сейчас он уже не мог залезть под машину: артрит не позволял.
— Скажи сестре, хай иде поиздом, — огрызнулся отец. — Поиздом. Самолетом. Любым совремьонным видом транспорта. Дерьмова машина! Конешно ж, дерьмова. Ты ж хотила. От и получила.
Возникла еще одна проблема. Дерьмовая плита. Та, что стояла на кухне еще при маме, устарела. Работали только две конфорки из трех, таймер в духовке сломался, хотя сама духовка еще функционировала. На этой плите более тридцати лет готовились восхитительные чудеса кулинарного искусства, но на Валентинину сестру это не произвело бы никакого впечатления. Плита была электрическая, а любому дураку известно, что газ престижнее электричества. Но разве сам Ленин не говорил, что коммунизм — это социализм плюс электрификация?
Отец согласился купить новую плиту. Он любил транжирить деньги, однако денег больше не осталось. Плиту нужно было покупать в рассрочку. Он видел в кооперативном специальное предложение. Валентина посадила Николая в Дерьмовую Машину и повезла в город покупать престижную плиту. Она должна быть газовой. Коричневого цвета. К сожалению, коричневая плита не была включена в спецпредложение. И стоила в два раза дороже.
— Смотри, Валенька, така сама плита. Таки сами ручки. Такой самый газ. Усё так же само.
— У бывшем Совецьком Союзе уси плиты були бели. Дерьмови плиты.
— Но у кухне усё беле — стиральна машина бела, холодильник белый, морозилка бела, шкафчики бели. Скажи мине, нашо нам коричнева плита?
— Ты богатенький жлоб! Хочешь купить мине дерьмову плиту.
— Моя жена готовила на ний триддять лет. И готовила лучче за тебя.
— Твоя жена була селянська баба. И она готовила селянську иду. У цивилизованных людей плита дожна буть газова и коричнева. — Она говорила это медленно и выразительно, словно бы повторяя дебилу элементарный урок.
Отец оформил покупку плиты для цивилизованных людей в рассрочку. Никогда в жизни он не одалживал денег, и от этого рискованного поступка у него голова пошла кругом. При жизни мамы деньги хранились в коробке из-под ирисок, спрятанной под отставшей половицей и прикрытой линолеумом, и мы покупали что-нибудь, только если удавалось накопить достаточно денег. Всегда за наличные. Всегда в кооперативном. Кооперативные купоны складывались в книжку, которая тоже хранилась под половицей. В последние годы мама узнала, что выгодно вкладывать деньги в строительную компанию, но обналиченные проценты от этих вкладов тоже складывались под половицей.