Однако, что более важно, его могущество подкреплялось публичной властью, врученной ему от имени короля. К 1464 году количество должностей Уорика достигло беспримерного масштаба. С 1455 года он служил комендантом Кале и благодаря находившимся в его распоряжении военным ресурсам города смог оказать сильнейшее влияние на события 1459–1461 годов. В декабре 1457 года, после французского набега на Сануидж, графа назначили хранителем моря, предоставив право собирать потонную и пофунтовую пошлины во всех портах, кроме Сануиджа и Саутгемптона.
После восхождения на престол Эдуарда IV у графа Уорика появились новые обязанности. Власть Уорика на юго-востоке Англии упрочилась благодаря назначению его лордом-хранителем Пяти портов[99] и констеблем замка Дувр, а еще адмиралом Англии. На севере, где граф унаследовал все связи Невиллов через отца, он получил пост наместника короля, а 5 мая 1461 года за ним пожизненно закрепили все должности и посты, занимаемые совместно с отцом или братьями. В список входили губернаторство в западном пограничье, верховное наместничество в северных и южных землях герцогства Ланкастерского, а также попечительство и опекунство над поместьями всевозможных несовершеннолетних наследников и лишенных имений мятежников.
Родня Уорика тоже не осталась без наград: его дядя, Уильям Невилл, лорд Фоконберг, сделался графом Кентским и главным королевским камергером, а брат Джон, барон Монтегю, — рыцарем ордена Подвязки в 1462 году и хранителем восточных и центральных марок в 1463 году. В мае 1464 года Монтегю получил графство Нортумберленд в знак признания своих заслуг на севере; годом позже ему достались в качестве пожалования отчужденные поместья Перси, а в 1466-м — доход с герцогства Ланкастерского и замки Тикхилл, Кнарсборо и Понтефракт в качестве компенсации за невыплаченное жалованье как хранителю области. По замечанию Майкла Хикса, все эти пожалования определенно «демонстрируют решимость Невиллов и Уорика в особенности удержать все то, чем они уже владели, и приумножить имеющееся» [100].
Эти награды обеспечивали Уорику как первому графу и главе могущественного семейства средства, способные превратить его в сверхсильного подданного. Его доход с собственных вотчин в начале 1460-х годов составлял круглым счетом 7000 фунтов в год, тем временем как должностной оклад со всех постов достигал по крайней мере 5000. Сумма доходов вдвое превышала годовой бюджет герцога Йоркского в 1450-х годах. Более того, благодаря личному авторитету Уорик мог распоряжаться ссудами торгового сообщества, в особенности шерстяных негоциантов Кале, и данное ими по договоренности с ним согласие содержать гарнизон с таможенных сборов на шерсть в 1466 году устранило проблему, терзавшую многих его предшественников — магнатов и воевод, назначенных на эту непростую должность.
Доходы позволяли Уорику развернуть массированную кампанию привлечения вооруженных слуг; он окружил себя пышным двором, который славился гостеприимством и служил наглядным примером, как полагается жить и вести дела образцовому вельможе. Как вспоминал позднее один лондонский хронист, вельможа «всегда держал в великой милости простой люд этой земли благодаря огромному двору, что он содержал и поддерживал всякий день во всех странах, где бы ни становился и где бы ни располагался» [101]. Даже те, кому не перепадало ничего от графских щедрот, не могли не восхищаться усилиями Уорика по защите морских пространств, великолепием посольств во Францию и Нидерланды, не говоря уже о его приверженности поддержанию справедливости и радению за общее благо. Соответственно, граф Уорик стал кумиром многих, любимцем простонародья, располагавшим ресурсами и популярностью, достаточными для противодействия королевской политике, если та не вписывалась в рамки интересов его лично и семейства Невиллов в целом [102].
С 1464 года королевская политика могла угрожать интересам Уорика в двух аспектах. Первый — вопрос советников. Право короля выслушивать советников и действовать в соответствии с их наиболее приемлемыми, по его мнению, предложениями оспаривалось на всем протяжении 1450-х годов, но в нем заключался фундаментальный принцип английской политической культуры. Герцог Йоркский и его сподвижники характеризовали своих политических противников как «скверных советчиков», которые разрушали государство изнутри, монополизировав королевский совет. Вряд ли стоит сомневаться, что в первые годы правления Эдуарда IV Уорик и Невиллы выступали его ведущими советниками. Близость к королю была обусловлена как личными, фамильными связями вельмож с Эдуардом, так и их должностями. Перечень лиц, подписывавших в первой половине десятилетия королевские хартии, безоговорочно свидетельствует о господстве в окружении государя графа Уорика, графа Кента (до его смерти в 1463 году), барона Монтегю и архиепископа Джорджа Невилла. Король и Невиллы в ранний период царствования составляли грозный союз. Другие советники и придворные играли в те годы роли второго плана, хотя тоже получили щедрые вознаграждения за добрую службу. Особо выделялся среди этого ряда королевский казначей барон Гастингс; кроме того, в список можно включить баронов Герберта, Маунтджоя и Стаффорда Саутуика. Вместе с тем трудно отделаться от впечатления, что в первые годы правления Эдуарда в правительстве Англии почти безраздельно господствовали именно Невиллы, в особенности — Уорик.
99
Cinque Ports (
101