Запросы войны на протяжении царствования трех первых Эдуардов возымели важные и далекоидущие последствия, ощущавшиеся на протяжении всего XV столетия. Первым была практика увеличения армий путем военных наборов. В 1277 году рекрутирование пехоты для первой уэльской кампании Эдуарда I корона делегировала шерифам; однако уже в 1290-х годах эта ответственность перешла в сферу деятельности специально назначенных уполномоченных из видных землевладельцев, обычно возглавляемых влиятельнейшим вельможей в графстве. На протяжении XIV века военные уполномоченные создали систему контроля над качеством личного состава, проверяя боеготовность ополчений графств и следя за исполнением Винчестерского статута 1285 года. В соответствии с ним каждому здоровому мужчине в возрасте от 16 до 60 лет полагалось прослужить сорок дней в году и иметь вооружение для атаки и обороны в соответствии с доходами и социальным положением.
Внедрение практики найма по договору влекло за собой снижение важности набора живой силы через уполномоченных при комплектовании экспедиционных войск на протяжении второй половины XIV столетия. Однако старая система по-прежнему использовалась, в первую очередь в береговых и пограничных областях. К тому же она играла заметную роль в поддержании определенной степени боеготовности английского общества. Винчестерский статут переиздавали в 1437 и в 1442 годах. В 1450 году из семнадцати сел округа Юэлм в Оксфордшире предоставили 85 солдат, из них 17 умелых лучников; однако, по донесению уполномоченных, многие призывники испытывали недостаток оружия и доспехов. С 1458 года распоряжения о проведении военных наборов участились, королевство фактически готовилось к вспышке гражданской войны. Не следует недооценивать эффективность работы системы уполномоченных по призыву в деле мобилизации народа на войну. Летом 1450 года именно уполномоченные по набору, без всяких королевских ордеров и деятельного руководства знати, обеспечили общинам Кента возможность собрать хорошо вооруженный контингент из нескольких тысяч человек для похода на Лондон. Эта же система, получившая новую жизнь при ранних Тюдорах, позволила вожакам Благодатного паломничества, мятежа 1536 года, сколотить армию численностью по крайней мере 30 000 человек.
Вторым значимым последствием милитаризации английского общества при трех первых Эдуардах стало желание (и способность) англичан оплачивать войну. Сделать заслуживающие доверия оценки доходов короны в позднем Средневековье очень и очень сложно, но ясно одно: эффективность сбора налогов с подданных на отрезке от конца XIII до середины XIV века заметно повысилась. Новый подход к сбору как прямых податей (в виде одобрения парламентских субсидий), так и косвенных (через новые пошлины на торговлю, в особенности шерстью) позволил Эдуарду I и Эдуарду III проводить честолюбивую экспансионистскую политику в стране и за рубежом. Более того, осознав, что парламент — подходящее место для санкционирования налогообложения, сообщество королевства одобрило расширение королевской власти.
Хотя уровень налогового бремени, похоже, сильно снизился в конце XIV столетия, пошлины снова выросли в начале XV века и достигли пика при финансировании походов Генриха V по завоеванию Нормандии. Поразительно мало известно о механизмах сбора этих налогов на местном уровне; но регулировали процессы, конечно, сами общины, часто принимая меры для возможно более равномерного распределения тягот. К середине XV века местные наработки в выбивании военных налогов существовали уже целое столетие и использовались для оплаты кампаний Войны Алой и Белой розы. В начале 1460 года Джон Пастон отметил, что города и села Норфолка оплачивали жалованье 400 человек, собранных призывными комиссиями, тогда как многие английские города сами поднимали налоги на местном уровне ради оплаты услуг воинских контингентов во время гражданских войн.
С 1360-х годов англичане привлекались для финансирования королевского правительства через займы. Эдуард I и Эдуард III, конечно, и раньше финансировали свои походы с помощью кредитов, и к 1307 году долги Эдуарда I достигли 200 000 фунтов. К 1339 году трехсоттысячная задолженность грозила обвалом заморским планам Эдуарда III. Радикальное отличие, однако, состояло на этот раз в том, что с 1360-х годов займы поступали не от иностранных ростовщиков, а от подданных короны. В XV веке королевское правительство поддерживалось английским торговым капиталом, зависевшим скорее от превратностей судьбы торговли шерстью, чем от займов главных южноевропейских банкирских домов. Соответственно, в середине XV века английские негоцианты (торговцы шерстью, оплатившие вступление графа Уорика в фактические права коменданта гарнизона Кале в 1455 году, или лондонцы, поддержавшие графов Йоркской партии пять лет спустя) были кровно заинтересованы в быстром и жестком разрешении политических конфликтов и прекращении состояния неопределенности. Даже заимодавцы поневоле, такие как жители Даремского палатината, немало способствовавшие делу Ланкастеров в декабре 1460 года, неохотно раскошеливались, предоставляя соперничающим партиям шанс выставить войска на поле.