Последствия жестоких наказаний сказываются в веках, притом как ни странно, благотворно: в средневековой период в многочисленных прирейнских княжествах Германии очень берегли лес. Германия и сейчас самая лесная страна мира — на 70 % покрытая лесом вперемежку с небольшими полями, в стране нет открытых незазелененных пространств. В те времена не за кражу леса, а только за повреждение коры дерева (то есть нанесения ему поражения) злоумышленника убивали. Его приводили к раненному дереву, раздевали донага, тут же вспарывали живот и кишками обматывали ствол, человек погибал мучительно, больно, наглядно, облепленный муравьями и в жужжании ос и шершней. Просто так поврежденных деревьев (обмотанных проводом, с забитыми гвоздями, с затесами-знаками) вы и сейчас не встретите в Германии, а на поваленных штормами и бурями великанах можно увидеть надписи: «Посмотрите на мою судьбу, был велик, стал повержен», «Ох, как изогнула и переломала меня кручинушка жизнь», «Видно так мне написано на роду» и т. д. Пожаров в немецких лесах почти не бывает (встречаются ныне только в землях бывшей ГДР), ибо они все прорезаны просеками и пересечены водопроводами с гидрантами на случай возгорания. В лесах не курят, не разводят костров, все массивы оборудованы корзинками для сбора мусора — стеклотары, от которой в жаркие дни может быть возгорание, и они так же убираются, как улицы и площади. После войны уборкой мусора занимались школьники, ныне коммунальные службы. Леса также снабжены печами для жаренья мяса, сторожками от дождя и скамейками для отдыха. На многих скамейках написаны фамилии людей, которые их поставили. Бросить мусор в лесу — это равносильно плевку человеку в лицо. Кстати, иностранцы об этом не ведают, и из машин кидают пакеты и банки в придорожные кусты, естественно формируя к ним негативное отношение местных жителей.
В Восточной Сибири всех поражает опрятностью, ухоженностью и порядком Нижнеудинский район Иркутской области. Почему он такой? Там в первой четверти прошлого века исправником был Лоскутов, человек деятельнейший, управлявший людом, из которого многие были ссыльными и раньше ворами, бродягами, негодяями всех оттенков, путем розг, палок и плетей. За что он всыпал населению: «Плохо вспахана земля — секли, нечисто во дворе или избе — секли», прореха на рубахе или сарафане — секли, секли за все и про все! Но, Боже сохрани, если случалась в деревне кража, особенно, если украли что у проезжего, или срезали ящик или тюк в обозе: (о!) тогда секли без пощады и без разбору все селение, от мала до велика, пока не открывался виновный»[23]. Генерал-губернатор Сибири М.М. Сперанский (1819–1821 гг.) отстранил Лоскутова от должности, и он вскоре умер от чахотки. Но деяния столь ретивого исправника видны до сих пор.
Раньше на берегах осетровых рек Волги, Урала, Иртыша была в ходу «рыбацкая казнь». Что это такое? Люди нынешних поколений не ведают о том, какие богатые рыбой были российские и сибирские реки. Воспоминания сохранили нам рассказы о том, как из Дона сети с рыбой лошадьми вытаскивали и волами, а то и специальными воротами на топях, на Печоре-реке сорной рыбой считалась… стерлядь, а предпочитали вкушать вкуснейшую сельдь. Раскроем фолианты «Полного географического описания нашего отечества. Настольная и дорожная книга для русских людей» (вышло одиннадцать из намеченных двадцати двух томов) и посмотрим на фотографии складированных копнами на льду Яика (Урала) мороженных двухметровых осетров. Екатерина II, дабы изгладить ненависть людей (да, да и такое было) к лицам, участвующим в восстании Емельяна Пугачева, повелела реку Яик переименовать в Урал, и казаки яиц-кие стали посему уральскими. На зиму осетры ложатся спать в глубокие проточные ямы и спят там, омываемые подводными родниками друг на друге слоено, как бревна. Осетров зимой багрили со льда, прорубая семенем — особым ломом, большие лунки, а затем спускали сети.
Такой зимний лов рыбы сетью, подвешанной подо льдом, в дельте Урала, назывался аханным, а сеть — аханом. Рыбаки спали тут же, скорчившись в кожухах, на льду в шалашах — джулунах, сделанных из двухметровых палок-турлуков, связанных конусом и покрытых войлоком. Пойманных снулых (полусонных) осетров ставили стоймя мороженными в копна, а потом на станичном сборе распределяли по семьям. Встречались воришки, которых, поймав, приговаривали к «рыбацкой казни». При скоплении люда в вырубленные лунки на небольшом расстоянии шагов десять, «протаскивали» под водой вора туда и обратно, привязав за кукан, веревку, на которую нанизывают через жабры пойманную рыбу. Обычно подвергнувшийся такой участи умирал от воспаления легких, если его перед казнью не одевали в шерстяное платье, а после нее не растирали верблюжьими рукавицами и не поили водкой. Увозили такого вора домой с согласия толпы.
23
«Записки иркутских жителей». Иркутск. Восточно-Сибирское книжное издательство, 1990. С. 372.