Примечательно то, что всюду, где сеют семена и собирают урожай, до сих пор сохраняются остатки понятий о связи посева с кровавыми жертвоприношениями, прежде всего человеческими. Для любознательного ума переплетение этих двух явлений может оказаться в высшей степени привлекательным, что и было продемонстрировано в монументальном труде Дж. Фрезера «Золотая ветвь»[11]. Следует помнить, что это переплетение возникло в детском, мечтательном и мифологизированном уме первобытного человека, и никакие логические построения не могут его объяснить. 12—20 тысяч лет назад наступление времени посева связывалось с человеческой жертвой. Для такой жертвы необходим был не какой-то изгой, преступник или даже обыкновенный человек, а девушка или чаще юноша из высшего круга, к которым до самого последнего момента относились с глубочайшим почтением и даже поклонением. Они были чем-то вроде жертвенных царей-богов, и весь ритуал их умерщвления строго определялся старейшинами и был освящен вековым опытом.
Вначале первобытным людям, лишь приблизительно представлявшим себе смену времен года, было, вероятно, непросто определить правильный срок посева и связанных с ним жертвоприношений. Вполне возможно, что на ранней стадии развития они не имели понятия о годовом цикле. Первая хронология основывалась на лунных месяцах; предполагают, что возраст библейских патриархов исчислялся в лунных периодах. В вавилонском календаре прослеживается попытка определить время посева по циклу из тринадцати лунных месяцев. Использование лунного календаря дошло и до наших дней. Если бы привычка не притупила наше восприятие, нам показалось бы довольно странным, что церковь связывает распятие и воскресение Христа с лунными фазами.
Сомнительно, чтобы первобытные земледельцы наблюдали за звездами. Скорее, первыми здесь были скотоводы-кочевники, которым необходимо было удобное средство для ориентации в пространстве. Но как только люди научились определять времена года по звездам, их новые знания в сильнейшей степени повлияли на земледелие. Время посевных жертвоприношений стали связывать с южным или северным положением некоей яркой звезды. Следовательно, мифическое восприятие этой звезды и поклонение ей было для первобытного человека почти неизбежным.
Нетрудно понять, сколь важное положение в раннем неолитическом обществе занимал тот, кто обладал познаниями и опытом, относившимся к звездам и жертвоприношениям.
Страх людей перед нечистотой и загрязнением и потребность в очищении также являлись источниками власти, и поэтому всегда появлялись ведьмы и колдуны, жрицы и жрецы. Но древний жрец занимался не столько религией, сколько прикладной наукой. Его знания основывались на опыте, хотя нередко бывали недостаточными и даже ложными. Он ревниво хранил их в тайне, но это не меняет того факта, что именно знания и их практическое использование были его главным предназначением.
Двенадцать-пятнадцать тысяч лет назад во всех теплых и достаточно орошаемых частях Старого Света стали распространяться такого рода сообщества людей неолитического типа с традиционным классом жрецов и жриц, возделываемыми полями, деревнями и небольшими городами, огражденными стенами. Между этими сообществами происходил постоянный обмен знаниями. Элиот Смит и Риверс назвали культуру первых земледельцев «гелиолитической» («солнечно-каменной»); возможно, это и не самое удачное слово, но мы будем употреблять его, пока ученые не придумают какое-нибудь другое. Зародившись где-то в Средиземноморье и Западной Азии, гелиолитическая культура век за веком распространялась на восток, а также от острова к острову по всему Тихому океану, пока не достигла Америки, где смешалась с более примитивными формами жизни монголоидных мигрантов, пришедших с севера.
Где бы ни появлялись люди гелиолитической культуры, они приносили с собой новые понятия и навыки. Некоторые из их идей настолько эксцентричны, что требуют объяснений психолога. Например, они строили пирамиды и насыпали огромные курганы; выкладывали колоссальные круги из камней, возможно, для облегчения астрономических наблюдений; превращали в мумии некоторых и даже всех своих умерших; украшали себя татуировкой и практиковали обрезание; придерживались древнего обычая кувада, когда отец ложился в постель к своему новорожденному младенцу; наконец, символом удачи у них считалась хорошо известная нам свастика.