Этот Кирилл — отец Адама, который теперь привез потерпевших кораблекрушение и прибыл в Мацумэ. [у него] чин подполковника, а еще называет [его] учителем, так как [он] преподает в школе. [он] говорит, читает и пишет на языках семнадцати стран, кроме того, глубоко изучил множество наук, обладает широкими познаниями и прекрасной памятью. Вместе с тем у него доброе сердце и искренний характер. Он так заботливо относился к Кодаю, обласкал и жалел [его], как [своего] ученика, как будто они были связаны в предыдущей жзни[109]. Он даже обратился к губернатору той области генерал-поручику по имени Иван Алферьевич Пиль[110] и подал через него прошение о возвращении [кодаю и его спутников] на родину. Проект этого прошения написали вдвоем Кирилл и Тимофей[111].
Между тем у Сёдзо от мороза сильно разболелась нога, которая уже и раньше страдала от экземы. Дней через десять после приезда [в Иркутск] нога стала все больше и больше гнить ниже колена, начали воспаляться и отставать кожа и мясо, обнажились кости. Позвали лекаря и попросили вылечить. Тогда доктор большой пилой отпилил ногу до коленного сустава, пропитал вату лекарством, приготовленным из спирта, и прибинтовал ее к ране. [кроме того, больному] давали [пить] декокт. Рана-то зажила, но одной ноги [сёдзо] лишился и стал полным инвалидом[112]. Сказав, что [он] уже не в состоянии вернуться на родину, [сёдзо] зимой того же года принял веру той страны, переменил фамилию и имя [и стал называться] Федором Степановичем Ситниковым[113] после чего лег в больницу и лечился там.
В августе того же года [кодаю] сказали, что из столицы пришло официальное извещение и передали указание отказаться от мысли о возвращении на родину, а стать чиновником той страны. /37/ Однако Кодаю и его спутники упорно мечтали о возвращении на родину и снова подали просьбу. 3 февраля года собаки (1790 г.) вторично пришло официальное письмо. В нем говорилось, что если у Кодаю нет желания стать чиновником, то [он] может сделаться купцом. В этом случае [ему] будет дан необходимый, капитал, [он] будет освобожден от налогов и [для него] будет построен дом. Если же [он] станет чиновником, то сначала получит низший чин, а потом сможет подняться до капитана. Но Кодаю 7-го числа того же месяца снова подал прошение, [в нем он] благодарил за предложение, но сообщал, что у него нет желания стать ни купцом, ни чиновником и что он сочтет за величайшее благодеяние гораздо большее, чем если бы его наградили каким угодно высоким чином и сделали богатым купцом, — если ему разрешат вернуться на родину.
До прихода этого официального письма в начале каждого месяца чиновник по названию "городничий" выдавал по 300 копеек из расчета по 10 копеек в день. Из них 200 копеек Кодаю передавал хозяину дома, где жил, и этих денег хватало на месяц на все расходы. Но с тех пор как [он]подал третье прошение, эти деньги перестали выдавать. Вероятно, думали, что если не будет хватать денег на жизнь, то у него может появиться желание стать чиновником. Однако [у него] уже было человек пять-шесть знакомых богатых купцов, которые хорошо к нему относились, и с этих пор он стал ходить в гости то к одному, то к другому, и так жил. В это время особенную заботу о нем проявил Кирилл: если хотя бы одиндень [кодаю] не приходил [к нему, он] посылал [за ним], а завтрак и ужин обычно присылал [к нему] на квартиру.
Так [они] жили до января года свиньи (1791 г.), но и после этого никаких вестей больше не приходило. Тогда Кирилл сказал [кодаю]:
/38/ — Очень странно, что так задерживается ответ на [твое] прошение. Похоже, что кто-то перехватил [его] по дороге и оно не было доложено императрице. К счастью, я получил приказ отвезти в столицу собранные мною растения и целебные минералы. Скоро я выезжаю, и, по-моему, самое лучшее, если [ты] поедешь вместе [со мной] в столицу Петербург и обратишься с просьбой лично к императрице. А я тебе там тоже помогу.
109
...
110
112
113