Гарри в конце книги предстает заурядным американским помещиком, достаточно ограниченным, самодовольным и даже грубоватым.
Более дорог писателю был Джордж. Он напоминает не только его любимых героев — Эсмонда, Пенденниса, Клайва Ньюкома, — но и самого автора.
Рассказ о первых шагах Джорджа на литературном поприще, о его увлечении театром — собственные жизненные впечатления писателя и его личное отношение к искусству.
Как в свое время его дед Генри Эсмонд, Джордж на закате жизни пишет мемуары, стараясь разобраться в происходивших в Америке событиях. (Желая избежать обвинений в необъективности, Теккерей дипломатично дает описание Войны за независимость от лица Джорджа, бывшего полковника английской армии).
Как и Диккенс, Теккерей не верил в смысл бурных социальных переворотов. У него в романе общественные конфликты отступают на второй план, братья и после войны остаются друзьями, ибо для писателя частная жизнь важнее, чем все внешние по отношению к ней события, в которые человек бывает втянут обстоятельствами. Братья Уоррингтоны лишь отчасти противопоставлены друг другу, и висящие крест-накрест шпаги на стене дома Уоррингтонов символизируют примирение Джорджа, воевавшего на стороне британской короны, и повесы Гарри, сражавшегося за независимость США.
Война представляется автору цепью эпизодов, в которых немаловажную роль играет случай. (И, если обратиться хотя бы к воспоминаниям ветеранов — наших современников, это в значительной степени — правда.)
События, происходящие в Америке, занимают всего одну пятую часть романа. Однако Теккерей много работал над изучением истории Америки и её настоящего и добился, по свидетельству самих американцев, подлинной достоверности созданной им картины. Нарекания вызывал только образ Джорджа Вашингтона, показанный приземленно, в будничных обстоятельствах: многие его соотечественники считали недопустимым «низводить этот возвышенный характер до уровня бытовых сцен и низменных страстей».
Работа над романом «Ньюкомы» (1855) предшествовала написанию «Виргинцев». Это еще одна история о вступлении в жизнь и возмужании молодого человека. Приступая к новому роману, Теккерей в письмах жаловался на то, что исписался, завидовал неистощимой фантазии Диккенса.
Роман, прослеживающий родословную четырех поколений Ньюкомов и многочисленных второстепенных персонажей и их судьбу, с наибольшей полнотой вместил в себя жизненные наблюдения писателя.
Честертон расценивал «Ньюкомов» как «осеннее богатство» чувств автора, его восприятие жизни как «печального и священного воспоминания».
В центре романа — полковник Ньюком, в значительной степени списанный Теккереем со своего отчима, майора Кармайкла-Смита. Это добрый человек сродни Дон-Кихоту, непрактичный и потому осыпаемый насмешками.
Прямодушен и художник Клайв, сын полковника. История Клайва, опять-таки, во многом автобиографична, хоть автор не растворяется полностью и в этом герое.
Решив посвятить себя живописи, Клайв перестает быть полноправным членом общества, его занятие считается недостойным джентльмена, которому приличнее добиваться всё новых постов, званий, почестей и капиталов... Но он отказывается порвать с искусством, старается освободиться от пут викторианских условностей. А. Дружинин писал, что в Клайве «больше доброты, рыцарства», чем в героях Смоллетта, но, как и они, он смел и добр.
Теккерей — не любитель парадности и какой-либо идеализации. Даже в изображении любимых им персонажей ощущается двойственное отношение к ним писателя, иронический подтекст.
Яркий образ романа — племянница полковника Этель, умная и гордая аристократка, царящая на всяческих приемах и на курортах. Она вызывает и симпатию, и возмущение. Страдание и презрение к окружающим ничтожествам возвышает ее.
В романе действуют и персонажи других романов Теккерея: и Уоррингтоны, и майор Пенденнис, дядя Артура, и сам Артур Пенденнис, от лица которого, между прочим, ведется повествование в «Ньюкомах».
В прологе к роману автор сравнивает представителей английского общества с персонажами басен, подчеркивая повторяемость человеческих типов с их достоинствами и пороками.
Американский теккереевед Гордон Рэй называет роман самой насыщенной книгой во всей викторианской прозе. Английская современная писательница Маргарет Дреббл отмечала в таких романах «длинноты, но этих длиннот очень много и в самой жизни, и викторианцы привлекают именно сочетанием скуки и драматизма — тем самым, что составляет удел каждого обыкновенного человека».
Художник Э. Берн-Джонс (1833—1898) писал: «Эта книга, кажется, родилась на свет, чтобы вскрыть распространенную болезнь нашего общества — несчастливые браки, которые заключены отнюдь не на небесах».
Те обвинения в бессердечии и цинизме, которые он предъявлял в своих лекциях Свифту, не раз предъявляла консервативная английская критика, как, впрочем, и Лев Толстой, его «Ньюкомам».
В то же время А. Дружинин отмечал: «Это книга, исполненная теплоты и мудрости; это широкий шаг от отрицания к созиданию». Действительно, в романе, показывающем всеобщую испорченность, звучит мотив терпимости, и это дало повод видным советским критикам (как, например, В. Ивашева) ставить в укор писателю отсутствие в книге «наступательного духа и беспощадной сатиры».
Понятно, что нашему литературоведению ничего не оставалось, как следовать негативной оценке «Ньюкомов», данной Н. Чернышевским: ведь последнего высоко ценил Ленин! Хотя, если вчитаться в канонизированную статью саратовского эстета, мы найдем в ней лишь один тезис о «мелкотемье» этого романа Теккерея — тезис, вокруг которого наворочано несколько страниц пустейшей болтовни, парадоксально обвиняющей автора «Ньюкомов» именно в многословии. Но нам, признаться, ближе точка зрения Дружинина, в своей статье о «Ньюкомах» восклицавшего: «Будем ли мы упрекать Теккерея в том, что мизантропическое настроение его таланта во многом изменилось в последние годы? <...> Разве честный боец перестаёт быть честным бойцом, слагая своё оружие и протягивая руку воину, с которым сейчас бился?»
Советскому комментатору Теккерея Г. Шейнману «кажется, что автор и не озабочен тем, чтобы как-то привлечь и увлечь читателя.
О чем бы он ни писал, он создавал прежде всего картины нравов, вновь и вновь размышляя над жизнью, над общественным бытом, над привычными чувствами людей, над властью среды и обстоятельств».
Непонятно, почему Шейнман полагает, что эти размышления не привлекательны для читателя...
В 50-е годы слава Теккерея огромна. Влиятельный критик Мэтью Арнольд (1822—1888) называет его «ведущей силой страны».
Интересно наблюдение В. Ивашевой: «...Если Диккенса <...> читали широчайшие круги английского общества (практически это означало различные круги „среднего класса“), Теккерей постепенно становился ведущей литературной силой в представлении многих писателей, критиков, ученых, иными словами — в представлении интеллигенции».
Весной 1851 г. его лекции проходят в одном из самых фешенебельных залов Лондона.
Перенеся в 1849-м тяжелую болезнь и опасаясь, что в случае его смерти дочери будут сильно нуждаться, он решил начать чтение лекций, чтобы поправить свое материальное положение. Не отличавшийся ни особо сильным голосом, ни ораторским мастерством, ни артистизмом Диккенса, Теккерей очень волновался и читал по рукописи, однако имел успех.
Лекции Теккерея сочетали в себе литературные портреты, воссоздание характеров, обшей атмосферы жизни того времени и литературного быта, тонкий анализ произведений и отдельных персонажей. Он первый заговорил о литературе и писателях так свободно, с таким страстным желанием заглянуть в их внутренний мир, в их творчество. Размышляя о роли и назначении литературы, Теккерей осмысливал свои собственные творческие позиции.