Характерное для Бхакти стремление превратиться в Бога в его феноменальной, видимой форме, ярко проявилось в деяниях одного из самых высокочтимых католических святых — Франциска Ассизского (1182–1226). Он был первым в истории христианства, у кого стали появляться стигматы — кровоточащие раны на руках, ногах и в других местах, где они были у Христа. Был аскетом, строго соблюдал обеты бедности, целомудрия и послушания. По преданию Франциск совершил много чудес: он воскрешал мёртвых, исцелял слепых, лечил парализованных и т. д. Отличался крайним нищелюбием и милосердием; помогал страждущим, в т. ч. животным и птицам (ахимса). Т. е. с точки зрения индийского спиритуализма практиковал карма-маргу. Но во внутреннем, духовном делании был типичным бхакта, поскольку старался превратиться в Христа (как Рамакришна превращался в Кали). В своих молитвах просил две милости у Бога: "Чтобы я мог пережить все те страдания, которые Ты, Сладчайший Иисусе испытал в Твоих мучительных страстях" и "Чтобы я мог почувствовать ту неограниченную любовь, которой горел Ты, сын Божий". И в молитвенном экстазе он таки чувствовал себя превратившимся во Христа. Но в отличие от католических монахинь, в любви к Христу у него не было никакой сексуальной составляющей — это была чистая, истинно христианская любовь, по заповеди: "Любите друг друга".
Православные критики обратили внимание на полное отсутствие у Франциска чувства своей греховности. Это полностью соответствует позиции Рамакришны по данному вопросу: "Некоторые христиане и брахманисты видят всю религию в понятии о грехе. Их идеалом благочестия является тот, кто молит: "О господи, я грешник, удостой, отпусти грехи мои!" Они забывают, что понятие греха отмечает только первый и низший этап духовности… Люди, не отдают себе отчета в силе привычки. Если вы будете вечно говорить — я грешник, вы останетесь грешником навсегда. Вы должны повторять: — "Я не скован, я не скован… Кто мог сковать меня? Я сын Бога, царя царей"… Пусть действует ваша воля, и вы будете свободны…"[5]. А вот о. Сисой Великий на смертном одре говорил: "Поистине я не знаю, сотворил ли я хоть начало моего покаяния". Глубокое понимание своего несовершенства, усиливающееся по мере приближения к Богу, является характерным для православных подвижников. И причина этого более чем основательна.
Изучение наставлений индийских гуру (настоящих, а не шарлатанов, зарабатывающих на Западе своими псевдонаставлениями) показывает, что все они касаются решения метафизических проблем. Достаточно просмотреть наставления Раманы Махарши (см.[20–23]). И сравнить с наставлениями Православных отцов в "Добротолюбии" [24], которые в основном посвящены этической подготовке, вопросам борьбе со страстями. Следовательно, в нравственном отношении все те индийцы, которые интересуются духовными проблемами, значительно совершеннее нас. Они всю свою жизнь были в атмосфере строгого (и для них естественного) выполнения жестких нравственных норм индуизма. Вся жизнь индуса, от зачатия до погребального костра — в лоне их религии и нравственности, всегда сопровождается соответствующими обрядами. Поэтому они вполне подготовлены к заключительному этапу борьбы за освобождение от мира иллюзий, к решению метафизических проблем на практике. Последователям авраамических религий, к которым относится и Православие, увы — нужно еще избавлять свои души от всяких нечистот. И если, в соответствии с наставлением Рамакришны, внедрять в подсознание путем самовнушения "Я не грешник", "Я сын Бога, царя царей" и т. п., то там произойдет конфликт противоположных установок, который закончится в лучшем случае неврозом. А то и психозом, если хорошо поусердствовать.
Но самое принципиальное отличие православного мистицизма от католического — отказ от образного, чувственного видения Бога, ибо сказано: "Бога человекам невозможно видети, на Негже не смеют чини Ангельстии взирати…" Поэтому преп. Нил Синайский (V в.н. э.) предупреждает: "Не желай видеть чувственно Ангелов, или Силы, или Христа, чтоб с ума не сойти, приняв волка за пастыря и поклонившись врагам — демонам". И Симеон Новый Богослов (ХI в. н. э.) говорит, что те, кто на молитве "воображает блага небесные, чины Ангелов и обители святых", находятся в прелести. Тем более, если "… видят свет телесными очами своими, обоняют благовония обонянием своим, слышат гласы ушами своими и подобное". Все святые и преподобные Православной Церкви согласны в негативном отношении к чувственному восприятию сверхъестественного. Стремление к стяжанию безвидного Духа Святого, к благодати, неописуемой и невыразимой — вот что коренным образом отличает православный мистицизм от Бхакти-марга и мистицизма католического, который по своей сути и есть Бхакти. Поэтому и психотехника православного мистицизма, исихазма, принципиально отличается от Бхакти.