Татьяна поражалась способности Комбата ввязываться в неприятности и выходить из них с честью.
— Ты вот думаешь, что у меня все не как у людей, — засмеялся Борис. — А на самом деле как раз наоборот. Просто вокруг меня пространство закручивается в правильную сторону, и получается вот такая ерунда, как с сынком вашего торгаша.
— Да уж. Ты просто звезда теперь. В городе только и говорят, что впервые за все время Сережу-ненормального кто-то поставил на место!
Рублев засмеялся.
— Вот уж воистину ненормальный этот Сережка.
— А ты думал! — махнула рукой Татьяна, — У него еще со школы эта кличка.
— Да… Неправильно у нас нынче школа детей воспитывает.
Жена пренебрежительно фыркнула.
— Да что ты! Директриса школы на задних лапках ходила перед папенькой Сережи. Он же мало того, что школу подогревал, постоянно деньги на ремонт отстегивал, так еще и ей лично устроил неплохую прибавку к жалованью.
— Это еще с какого счастья? Она что, ему уроки какие-то давала?
Татьяна захохотала.
— Она страшная, как торпеда! Просто он ей деньги давал, а она делала так, чтобы у Сереженьки хорошие оценки в дневнике были. Если он где-то отставал по предмету — вызывала учителя на приватную беседу. И после нее все налаживалось, а Сережа становился гордостью класса.
Комбат вздохнул. Ему, разумеется, не в новинку было слышать такие рассказы. Образование в стране все больше напоминало базар, где продавалось и покупалось все необходимое. И от ступени образования это не зависело вообще никак. Комбат нипочем бы не сообразил, что за какую-то несчастную контрольную в седьмом классе можно брать взятку. Но оказывается, очень даже можно.
— Ничего себе гордость класса.
— И не говори. Но ты можешь собой гордиться — Сережа мало того, что получил по соплям от папеньки за то, что нарвался на тебя, так еще и сам впал в депрессию — он непривычный к тому, чтоб его мордой в грязь тыкали.
— Ага, и дружки его теперь небось меньше уважают, — иронично заметил Рублев.
Татьяна улыбнулась.
— Да никто его не уважал и не уважает, о чем ты говоришь? Все, кто с ним якшается, делают это только потому, что он сын богатея и всегда найдет денег на пиво и сигареты. Так что будь уверен, его кореша и теперь готовы ему задницу вылизать.
Ты поосторожнее будь. А то знаешь, взбредет им в голову тебя втихомолку достать…
Рублев кивнул.
— Не бойся, это я всегда помню. Не хотелось бы, чтоб кто ни попадя меня из-за угла зачморил.
Татьяна села возле Бориса, обняла его.
— Представляешь, Мишка сегодня в школе показал характер! Его за беготню воспитательница в группе продленного дня в угол поставила, так он все время грозился, что школу взорвет. Насмотрелся он чего-то не того!
— Известно, чего он насмотрелся, — проворчал Комбат. — У нас этот дебильный канал не выключается!
Он имел в виду телеканал «Hallmark», специализирующийся на показе зарубежной мультипликации. Комбат был не большим ее любителем. Мультфильмы с этого канала казались ему глупыми и злыми, они ни в какое сравнение не шли со старыми советскими. Но дети от них просто балдели, так что Рублев вынужден был смириться.
— А что им еще смотреть?
— Тоже правильно, — вздохнул Рублев.
— Так вот, он теперь возится в комнате, что-то из конструктора собирает. Наверное, бомбу.
— Ага, очень даже может быть, — весело подтвердил Комбат.
— Боря, а тебе не кажется, что с твоим появлением дети стали напоминать бойцов спецназа? — поддела Татьяна.
— Не знаю. Но вот когда школа взорвется — поверю. Или выгони меня, раз боишься за детскую психику.
Татьяна крепче прижалась к Борису.
— Ох, ты так не шути! Я даже не представляю, как буду жить, если ты вдруг исчезнешь.
— Не исчезну, — ответил Рублев и поцеловал Татьяну в лоб.
Глава 3
Юрию Романову доложили о смерти Горчакова буквально через полчаса после того, как бизнесмена изрешетили пулями в собственном подъезде. Авторитет — большой, грузный, напоминающий комплекцией и лицом советского артиста Вячеслава Невинного, шумно выдохнул и достал из коробки большую кубинскую сигару. Впрочем, в его толстых пальцах она большой не выглядела вовсе.
— Никаких идей по поводу того, кто это мог сделать? — спросил Романов. И, не дожидаясь ответа, покачал головой.
— Ну, в принципе, есть некоторые соображения, — сказал его помощник и личный советник Иван Болеславский.