Несколько более замаскированно идеалистические выводы содержались в космологической теории, выдвинутой в 40-50-е годы представителями кембриджской школы астрономов (Ф. Хойль, Г. Бонди и др.). Для того чтобы объяснить сравнительно постоянную плотность вещества при расширении Вселенной, эти ученые предложили принять постулированное ими непрерывное творение материи из ничего. «Следует ясно понять, что творение, о котором идет речь, является образованием материи не из излучения, а из ничего», — подчеркивал Бонди. Нетрудно понять, что подобное объяснение широко открывает двери для религии. Поскольку «творение из ничего» противоречит основным законам физики — законам сохранения, эта теория тоже провалилась.
Ученые, стоящие на позициях диалектического материализма, подвергли убедительной критике попытки идеалистического истолкования релятивистской (т. е. базирующейся на теории относительности) космологии и эффекта «красного смещения». Вопрос о том, расширяется ли наблюдаемая нами часть Вселенной, есть вопрос, который надлежит окончательно решить физике и астрономии; скорее всего да, хотя нельзя полностью исключить возможность иного (недопплеровского) истолкования «красного смещения». Надо учитывать, что данное Фридманом решение уравнений Эйнштейна исходило из предположения о равномерном распределении масс (иначе говоря, об однородности Вселенной). Это допущение весьма упрощает реальную картину: Метагалактика состоит из групп и скоплений галактик, в которых концентрируется подавляющая часть вещества Вселенной, пространство же между группами галактик характеризуется сравнительно малой концентрацией вещества. Эти группы и скопления весьма различны по своей массе и расположены неравномерно.
Будущее развитие науки, безусловно, даст ответ на эту «загадку природы». Признание реального расширения наблюдаемой нами части Вселенной вполне приемлемо с позиций научной философии. Все дело в том, что расширение (или сжатие) какой-либо части Вселенной надо рассматривать как местный, конечный эффект, который неправомерно распространять на всю бесконечную во времени и пространстве Вселенную.
Если теория относительности и эффект «красного смещения» используются идеализмом для ложных выводов о начале мира, то теория «тепловой смерти Вселенной» в ее подновленных вариантах поныне привлекается для «доказательства» неизбежности его конца. Ее современные адепты, не отказываясь от старой аргументации, дополняют вымысел о гибели энергии вымыслом о гибели материи. Ядерная реакция, происходящая в недрах звезд, сопровождается так называемым дефектом массы. Толкуя «дефект массы» как «исчезновение материи», переход ее в энергию, Джине, Эддингтон и их последователи утверждали, что материя звезд превращается в энергию, а последняя рассеивается. «Частицы материи одна за другой отдают свою энергию и переходят в небытие. За счет этой жертвы поддерживается жизненная сила звезд», — писал Эддингтон. Основная ошибка сторонников теории «тепловой смерти», как известно (см. гл. XIV), состоит в том, что закон энтропии, отображающий стремление к тепловому равновесию конечных систем, они распространяют на всю бесконечную Вселенную. Этот прием методологически порочен, так как стремление к равновесию в ограниченной, конечной системе нарушается всеобщим, универсальным взаимодействием тел и систем в безграничном мире.
Соотношение прерывности и непрерывности и проблема причинности в микромире. Классическая физика относила прерывность и непрерывность к различным процессам природы: обычные тела рассматривались ею как прерывное, а свет, т. е. электромагнитное поле, — как непрерывное. В 1900 г. М. Планк выдвинул предположение об излучении и поглощении энергии электромагнитного поля определенными порциями, квантами E = hv (где h — постоянная Планка, v — частота излучения). Вслед за этим А. Эйнштейн с успехом применил квантовые представления при объяснении фотоэффекта. Таким образом, одни световые явления стали трактоваться как волновые (непрерывные), другие же — как квантовые (прерывные).
Частицы вещества (атомы, электроны) традиционно рассматривались только как прерывные — до тех пор пока Л. де Бройль в 1924 г. не выдвинул идею о так называемых волнах материи, согласно которой электрон и другие микрочастицы представляют собой непрерывное материальное образование, волну, длина которой равна h/(mv). Поскольку старый взгляд на электроны как на корпускулы также сохранялся, то и в отношении вещества, и в отношении поля сложилась одинаково неудовлетворительная ситуация: одновременно и параллельно друг другу существовали два противоположных по своей сути воззрения, причем для объяснения одних эффектов использовалась одна трактовка, а других явлений — другая. Выход был найден в 1926–1927 гг. В. Гейзенбергом и Э. Шрёдингером, создателями квантовой механики, которые указали конкретные математические пути объединения волнового и корпускулярного предоставлений. Философская сторона данной физической теории с самого момента ее зарождения оказалась в центре внимания ученых и возбудила не утихавшие много лет дискуссии. Так, Э. Шрёдингер предложил трактовать электрон, по существу, как непрерывное образование — «волновой пакет». От этого представления, однако, вскоре пришлось отказаться, поскольку выяснилось, что «волновой пакет» не мог бы сохранять стабильность. С другой стороны, предлагались не менее односторонние представления, сохранявшие за микрочастицами чисто корпускулярный характер, например концепция «волны-пилота» де Бройля.
Н. Бор попытался объединить корпускулярный и волновой аспекты в «принципе дополнительности». Суть этого принципа в том, что микрообъекты характеризуются взаимоисключающими понятиями-волны и частицы, поскольку мы их познаем с помощью двух классов приборов, одни из которых дают знание импульсов и энергий, а другие — пространственно-временных характеристик. Либо действие закона причинности, либо существование в пространстве и времени — такова ложная дилемма, вытекающая из этого принципа. Бор противопоставил причинности «дополнительность» и попытался придать своему «принципу дополнительности» значение, далеко выходящее за пределы квантовой механики, предложив применять его даже в других науках. «Принцип дополнительности» противостоит диалектике, так как разрывает противоположные свойства материи, в то время как диалектика настаивает на единстве противоположностей. Этот принцип был подвергнут обстоятельной критике в трудах многих физиков и философов-материалистов.
Философские разногласия с не меньшей силой проявились в различных истолкованиях вытекающего из основных посылок квантовой механики «соотношения неопределенностей» В. Гейзенберга: Δр, Δq ≥ h, где р — импульс частицы, q — ее координата, h — постоянная Планка; Δр есть неопределенность в измерении импульса, Δq — координаты. Так как произведение этих двух величин есть величина постоянная, то при точном определении импульса, когда Δр → 0, Δq → ∞, т. е. становится бесконечно большой, и, следовательно, координата — неопределенной. И напротив, при точном измерении координаты импульс становится неопределенным.
Гейзенберг истолковал этот результат следующим образом. Он выдвинул идею «принципиальной наблюдаемости», согласно которой физик может пользоваться только теми величинами и понятиями, которые основаны на измерениях. Микрообъекты мы наблюдать непосредственно, без микроприборов не можем. Следовательно, при описании микрообъектов можно пользоваться только «макропонятиями», в число которых входят координата и импульс. Но эти понятия не полностью годны для описания микрочастиц, потому что последние взаимодействуют с прибором, и мы не можем исключить влияния прибора на частицу в этом взаимодействии. Гейзенберг сформулировал эту мысль как принцип «неполной контролируемости», который он противопоставил причинности. Отсюда уже был сделан вывод, что соотношение неопределенностей порождается в процессе измерения, т. е. нашего практического воздействия на объект.