Проходит два года. Сорину уже шестьдесят два года, он очень болен, но также полон жаждой жить. Медведенко и Маша женаты, у них есть ребенок, но счастья в их браке нет. Маше отвратительны и муж, и ребенок, а сам Медведенко очень от этого страдает.
Треплев рассказывает Дорну, который интересуется Ниной Заречной, ее судьбу. Она убежала из дома и сошлась с Тригориным. У них родился ребенок, но вскоре умер. Тригорин уже разлюбил ее и опять вернулся к Аркадиной. На сцене у Нины все складывалось, кажется, еще хуже. Играла она много, но очень «грубо, безвкусно, с завываниями». Она писала Треплеву письма, но никогда не жаловалась. В письмах подписывалась Чайкой. Ее родители знать ее не хотят и не пускают к дому даже близко. Сейчас она в городе. И обещала прийти. Треплев уверен, что не придет.
Однако он ошибается. Нина появляется совершенно неожиданно. Константин в который раз признается ей в любви и верности. Он готов все ей простить и всю жизнь посвятить ей. Нина не принимает его жертвы. Она до сих пор любит Тригорина, в чем и признается Треплеву. Она уезжает в провинцию играть в театре и приглашает Треплева взглянуть на ее игру, когда она станет великой актрисой.
Треплев после ее ухода рвет все свои рукописи и бросает их под стол, затем уходит в соседнюю комнату. В покинутой им комнате собираются Аркадина, Тригорин, Дорн и другие. Собираются играть и петь. Раздается выстрел. Дорн, сказав, что это, очевидно, лопнула его пробирка, уходит на шум. Вернувшись, он отводит Тригорина в сторону и просит его увести куда-нибудь Ирину Николаевну, потому что ее сын, Константин Гаврилович, застрелился.
Дом с мезонином
Рассказ художника (1896)
П. В. Басинский
Рассказчик (повествование идет от первого лица) вспоминает, как шесть-семь лет назад жил в имении Белокурова в одном из уездов Т-ой губернии. Хозяин «вставал очень рано, ходил в поддевке, по вечерам пил пиво и все жаловался мне, что он нигде и ни в ком не встречает сочувствия». Рассказчик – художник, но летом так обленился, что почти ничего не писал. «Иногда я уходил из дому и до позднего вечера бродил где-нибудь». Так он забрел в незнакомую усадьбу. Возле ворот стояли две девушки: одна «постарше, тонкая, бледная, очень красивая» и вторая – «молоденькая – ей было семнадцать-восемнадцать лет, не больше – тоже тонкая и бледная, с большим ртом и с большими глазами». Оба лица почему-то показались давно знакомыми. Он вернулся с чувством, будто видел хороший сон.
Вскоре в имении Белокурова появилась коляска, в которой сидела одна из девушек, старшая. Она приехала с подписным листом просить деньги для крестьян-погорельцев. Подписавшись в листе, рассказчик был приглашен в гости посмотреть, по выражению девушки, «как живут почитатели его таланта». Белокуров рассказал, что ее зовут Лидией Волчаниновой, живет она в селе Шелковка вместе с матерью и сестрой. Ее отец когда-то занимал видное место в Москве и умер в чине тайного советника. Несмотря на хорошие средства, Волчаниновы жили в деревне безвыездно, Лида работала учительницей, получая двадцать пять рублей в месяц.
В один из праздников они поехали к Волчаниновым. Мать и дочери были дома. «Мать, Екатерина Павловна, когда-то, по-видимому, красивая, теперь же сырая не по летам, больная одышкой, грустная, рассеянная, старалась занять меня разговором о живописи». Лида рассказывала Белокурову, что председатель управы Балаган «все должности в уезде роздал своим племянникам и зятьям и делает что хочет». «Молодежь должна составить из себя сильную партию, – сказала она, – но вы видите, какая у нас молодежь. Стыдно, Петр Петрович!» Младшая сестра Женя (Мисюсь, ибо в детстве она звала так «мисс», свою гувернантку) казалась совсем ребенком. Во времяобеда Белокуров, жестикулируя, опрокинул рукавом соусник, но никто, кроме рассказчика, казалось, не заметил этого. Когда они возвращались, Белокуров сказал: «Хорошее воспитание не в том, что не прольешь соуса на скатерть, а в том, что ты не заметишь, если это сделает кто-нибудь другой. <...> Да, прекрасная, интеллигентная семья...»
Рассказчик стал бывать у Волчаниновых. Ему понравилась Мисюсь, она тоже симпатизировала ему. «Мы гуляли вместе, рвали вишни для варенья, катались в лодке <...> Или я писал этюд, а она стояла возле и смотрела с восхищением». Его особенно привлекало то, что в глазах юной провинциалки он выглядел талантливым художником, знаменитой личностью. Лида невзлюбила его. Она презирала праздность и считала себя трудовым человеком. Ей не нравились его пейзажи потому, что в них не показывались народные нужды. В свою очередь Лида не понравилась ему. Как-то он затеял с ней спор и сказал, что ее благотворительная работа с крестьянами не только не приносит пользы, но и вредна. «Вы приходите к ним на помощь с больницами и школами, но этим не освобождаете их от пут, а, напротив, еще больше порабощаете, так как, внося в их жизнь новые предрассудки, вы увеличиваете число их потребностей, не говоря уже о том, что за книжки они должны платить земству и, значит, сильнее гнуть спину». Лидин авторитет был непререкаем. Мать и сестра уважали, но и боялись ее, взявшей на себя «мужское» руководство семьей.
Наконец рассказчик признался Жене в любви вечером, когда она провожала его до ворот усадьбы. Она ответила ему взаимностью, но тут же побежала все рассказать матери и сестре. «Мы не имеем тайн друг от друга...» Когда на следующий день он пришел к Волчаниновым, Лида сухо объявила, что Екатерина Павловна с Женей уехала к тете, в Пензенскую губернию, чтобы затем, вероятно, отправиться за границу. По дороге обратно его нагнал мальчишка с запиской от Мисюсь: «Я рассказала все сестре, и она требует, чтобы я рассталась с вами... Я была не в силах огорчить ее своим неповиновением. Бог даст вам счастья, простите меня. Если бы вы знали, как я и мама горько плачем!» Больше он не видел Волчаниновых. Как-то по дороге в Крым он встретил в вагоне Белокурова, и тот сообщил, что Лида по-прежнему живет в Шелковке и учит детей. Ей удалось сплотить возле себя «сильную партию» из молодых людей, и на последних земских выборах они «прокатили» Балагина. «Про Женю жеБелокуров сообщил только, что она не жила дома и была неизвестно где». Постепенно рассказчик начинает забывать про «дом с мезонином», про Волчаниновых, и только в минуты одиночества он вспоминает о них и: «...мало-помалу мне почему-то начинает казаться, что обо мне тоже вспоминают, меня ждут и что мы встретимся... Мисюсь, где ты?»