Джулиус Ратленд, священник; личность вполне ординарная. Типичный представитель своей профессии.
Джон Джиффорд, рабочий агитатор. Человек из народа, неотесанный, немножко прямолинейный, но зато прямодушный и твердый в своих убеждениях. Настоящий, образцовый тип рабочего вожака.
МацуСакари, секретарь японского посольства. Его изысканная вежливость не имеет себе равных. Речь у него книжная, слишком правильная. Часто кланяется.
Долорес Ортега, жена посланника Перу; яркая и живая брюнетка, много жестикулирует, как и все жители Латинской Америки.
Сенатор Даусет, 50 лет. Хорошо сохранился.
Миссис Даусет, толстая пожилая дама.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Гостиная в доме сенатора Чалмерса. Четыре часа пополудни. Комната обставлена по современной моде. На переднем плане, слева – стол, накрытый к чаю. Недостает только чайника. Вход в гостиную на заднем плане, справа.
По бокам, справа и слева, – двери в другие комнаты.
Справа, развалившись в креслах, сидят Чалмерс и Хаббард.
Хаббард (помолчав, в раздумье). Не понимаю, почему так взбунтовалась эта старая кляча Элсворт?
Чалмерс. Рассердился. Считает, что его обделили и не дали выжать всего, чего ему хотелось, из Тарифной комиссии. Ведь это его последняя сессия. Он заявил, что уходит в отставку.
Хаббард (презрительно фыркнув, изображает речь надутого старика). «Резолюция о расследовании причин высокой стоимости жизни!» Подумать только, что ее предложил сенатор Элсворт! Ах, старый козел! И что же вы собираетесь предпринять, Чалмерс?
Чалмерс. Все уже сделано.
Хаббард. Да ну?
Чалмерс (покручивая усы). Резолюцию передали в Комиссию по учету и контролю над расходами сената…
Хаббард (одобрительно осклабившись). …где председательствует сенатор Чалмерс! Лихо! Бедняга Элсворт. Ему каюк! И ничего не скажешь – проекту дан ход.
Чалмерс. Когда до этого законопроекта дойдет очередь, Элсворта давно не будет в сенате. А выждав для приличия некоторое время, сенатор Ходж внесет другую резолюцию, с требованием расследовать причину высоких цен… Нечто вроде резолюции Элсворта, да не совсем…
Хаббард. Ну да, и ее перешлют в Комиссию по финансам, откуда она тут же возвратится назад для исполнения…
Чалмерс. Кстати, журналу «Картрайтс», кажется, прискучило обнажать язвы нашего общества.
Хаббард. Когда же он занимался этим всерьез? Если он и разоблачал кого-нибудь, то разве что мелких предпринимателей, которые не хотели платить ему за объявления.
Чалмерс. Да, журнал умеет скрывать свои отнюдь не либеральные симпатии!
Хаббард. Теперь он их будет темнить еще больше. С тех пор, как я стал участником предприятия. Мне ведь сейчас принадлежит контрольный пакет акций.
Чалмерс. То-то я заметил, что за последнее время тон журнала несколько изменился.
Хаббард. Еще бы! Но мы продолжаем обнажать язвы. Дали великолепную серию статей о том, что престарелым нищим необходимо обеспечить лучшие санитарные условия. И непременно разоблачим преступные нравы правителей забытой богом Венесуэлы…
Чалмерс (одобрительно кивает. Помолчав). Насчет Нокса… Я за этим вас сюда и пригласил. Завтра он собирается выступить в конгрессе. Наконец-то Нокс будет у нас в руках.
Хаббард. Я в курсе дела. Все пойдет, как по маслу. Мои ребята, хоть и не знают толком, что к чему, получили нужные указания. Завтра в это время телеграммы полетят, как птицы.
Чалмерс (резко). Нокса надо сделать посмешищем на всю страну, его надо убить смехом!
Хаббард. У нас в Америке любят посмеяться. Вот его дружки на Западе поерзают! Редакторы мелких газет молились на этого Нокса. Пускай теперь они же над ним погогочут.
Чалмерс. А вы сами что намерены делать?
Хаббард. Моя статья для «Картрайтса» написана. Типография наготове. Я протелеграфирую ее завтра по горячим следам. Послушайте…
Чалмерс (не сразу). Ну?
Хаббард. А не зря вы позволяете ему произнести речь?
Чалмерс. У нас нет выбора. Нам не за что зацепиться. Наши люди ходили за ним по пятам, днем и ночью. Ни в частной, ни в общественной жизни – ни единого пятнышка. Но вот наконец мы его поймаем! Сама судьба отдает Нокса нам в руки. Эта речь подорвет его репутацию больше, нежели…
Хаббард. …дюжина незаконных детей.
Смеются.
Не забудьте, Ноксу пальца в рот не клади! Вы уверены, что он никому не наставит синяков? Ему действительно нечем подкрепить свою речь?
Чалмерс. Не беспокойтесь.
Хаббард. Факты ведь можно подобрать какие угодно… Стоит только захотеть.
Чалмерс (решительно). У Нокса нет ничего, кроме подозрений и беспочвенных сплетен желтой прессы.
Входит Слуга, оглядывает стол, расставляет посуду.
Все его обвинения обернутся против него же самого. Над ним будут смеяться. Его речь прозвучит, как газетная утка в воскресном приложении. (Поглядев на слугу.) Сейчас сюда придут пить чай. Давайте-ка сбежим отсюда, пока не поздно.
Слуга выходит.
Пойдем в библиотеку и пропустим по одной.
Хаббард (вставая, с тихим злорадством). И вот наконец Али-баба получит по заслугам.
Чалмерс. Али-баба?
Хаббард. Так ваша жена зовет этого самого Нокса.
Чалмерс. Вы правы, совсем забыл. Ну что ж, пускай лезет в петлю. Наше дело – ссудить его веревкой…
Хаббард (понизив голос, тоном дружеского упрека). Кстати, сенатор, маленькое предостережение… Потише ведите себя в Нью-Йорке. Некая дама, – не будем ее называть, – о ней болтают в редакциях… Мы, конечно, стараемся замять разговоры, но надо быть осторожнее. Если Херст об этом пронюхает, он раздует такой скандальчик, что вы целый год не отмоетесь. Газет у него достаточно…