— Я действительно ничего не знала. Почему вы не верите? Хитрить с вами не собираюсь. Бесполезно. Я слышала о вас. Прежде, чем идти, слышала, — на глазах ее показались злые слезы.
— Зоя Павловна, правда не так уж редко бывает горькой. Но даже и горькая, она никогда не несет зла.
— Не несет? Я во всем себе отказывала, экономила, копила… Тридцать лет живу на свете и только слышу «правда, правда»… Лично меня эта правда бьет и справа и слева, напрямую и рикошетом. Только и успеваю поворачиваться.
— Ну это уж вы наговариваете.
— Нет, не наговариваю. Да что там! Вот и сейчас. Не успела сказать, что работаю в ювелирном, а у вас на лице улыбочка понимающая сразу же появилась. Как же! Рядом с золотом человек стоит, значит, к рукам оно прилипает. У огня, мол, и не обжечься…
— Работа ваша тут ни при чем, главное — человеком быть настоящим. Тогда и пыль, пусть даже и золотая, не пристанет к нему.
— Наверно, — задумавшись, согласилась Зоя Павловна, и эта внезапная ее покорность опять смягчила Солдатова. Медвецкая то раздражала его, то вызывала сочувствие.
— Вы в отпуске были? — Да.
— На юге? — спросил Солдатов. — Загар еще сохранился.
— В Мисхоре. Тоже в копеечку стало! Все, что за год накопили. — Она искала сочувствия. Что-то хотела добавить, но осеклась. Не решилась закончить свою мысль.
— Протокол описи имущества у вас при себе? — спросил деловым тоном Солдатов.
— Конечно. — Она торопливо достала из сумочки вчетверо сложенный лист.
Две сберегательные книжки на три тысячи сто рублей, пять чешских хрустальных ваз, пять колец желтого металла, два из них с камнями голубого и малинового цвета, браслет желтого металла весом в сорок один грамм, норковый жакет, два ковра два на три (голландского производства), наличных денег тысяча восемьсот рублей, облигаций трехпроцентного займа на две тысячи четыреста рублей…
Солдатов дальше читать не стал и вернул протокол Медвецкой. Она напряженно и вопросительно глядела на него.
— Что я могу сказать? Конечно, вопросов, судя по вещам и учитывая арест Шахова, к вам будет немало.
— Вот-вот, я об этом и говорю, — заволновалась она. — Но при чем здесь Шахов? Какое он имеет отношение к этим вещам? Не он их наживал, не… — Она не закончила фразу и переключилась на другую. — При такой постановке я же без вещей останусь. Чувствую…
— Зоя Павловна, — теперь Солдатов старался не поддаваться эмоциям, — я вас уверяю, что все со временем выяснится самым объективным образом. На то и следствие. Но сейчас у меня лишь самое общее впечатление о ваших с Шаховым имущественных отношениях. Вы понимаете меня? Передо мной пока сплошные вопросительные знаки.
— Боюсь, — усмехнулась она, — что вы их выпрямите в восклицательные, а потом превратите в точку уже для меня. — Медвецкая смотрела на него напряженно. — Подумайте, о чем вы говорите! — Голос ее задрожал. — Перед вами живой человек, плачущая женщина, а вы — проверка, разбор фактов…
— Да, конечно, проверка будет. А как же? Без нее нельзя. Разве вас больше устроит, если я скажу неправду?
— Все равно у вас ничего не выйдет! — вдруг закричала она, как человек, у которого из-под ног уходит почва. — Отобрать вам мои вещи не удастся. Не выйдет. Облизнетесь только. Да, да, облизнетесь. Я юриста найму…
И Солдатов окончательно убедился, что Медвецкая вовсе не так уж обескуражена и взволнована его словами, как хочет показать. Она играет. Но для чего?
— Зоя Павловна, — сказал он, — ваш тон явно неуместен. Подумайте, о чем и как вы говорите!
— Извините меня, пожалуйста. Я погорячилась. Но поймите и меня… — Она страдальчески улыбнулась. — Я нервничаю и устала.
Солдатов отметил: глаза Медвецкой сухие, не заплаканные. Перед ним были как бы два разных человека: один — безудержный в своей ярости, другой — смирившийся и покорный.
Он видел, что Медвецкая устала, что настал момент, когда он может без особого труда потянуть за кончик запутанного ею же клубка и добраться до истины. Но делать этого не стал. Ведь это же был не допрос. На него нахлынула какая-то неловкость за минутное чувство безжалостности к этой женщине.
А может быть, она сейчас вовсе не играет, а в самом деле страдает? Он участливо посмотрел на Медвецкую, протянул руку и дотронулся до рукава ее плаща. Она отодвинула руку и взглянула на него с любопытством.