Петр резко отвернулся от окна, покосился на барную стойку, на холодильник. Желание выпить у него возникало нечасто – вот чтобы именно выпить, сию секунду, в одиночку, не за накрытым столом ,с родственниками, друзьями или коллегами. В холодильнике стоит пара бутылок пива, в баре есть виски. Это то, что он предпочитал всем прочим горячительным напиткам. Но сейчас Петр взял из стоящей на столе миски банан, очистил и принялся его есть.
Вот и чего он сегодня психанул, спрашивается? Сам же видел, что Эля себе какую-то картинку про него сочинила. Забавлялся этим. Он ведь тоже, наверное, какую-то себе картинку про нее сочинил. Которая, вполне возможно, не вполне точно соотносится с тем, какой Эля человек на самом деле. Кем он ее считает? Немножко оторванной от жизни, мечтательницей, идеалисткой? Угу. А еще она курит «Герцеговину-Флор», как вождь всех народов, имеет дело с расплавленным металлом, в двадцать лет лишилась родителей. Да, он об этом знает. Но Петр принимал это как факты. Но ведь эти факты как раз и характеризуют человека, к которому они относятся. И как-то не очень они коррелируют с идеалисткой, оторванной от жизни.
Что, устроим по этому поводу скандал Эле? Так повода нет. Факты ему известны, а то, что он их не сопоставил – так это ему стыд и позор, и двойка за профнепригодность. А вот Эле факты известны не были. Поэтому она так и отреагировала. Правда, Петр, убей бог, не мог представить, при каких обстоятельствах он мог бы сообщить ей о своей семье.
А вообще-то, если уж быть с самим собой совсем честным, то захотел бы – и сказал. Вот прямо за ужином бы и сказал. Что его тетка знала Валентина Самуиловича Конищева. Петр сам, между прочим, сегодня, когда пришёл на выставку и увидел на афише посвящение – даже оторопел. Но это все равно не подготовило его к тому, что он встретит на выставку Элю. Опять не сопоставил. Да, уважаемый следователь Тихий, что-то у вас в последнее время много промашек.
А Эля вообще оказалась не готова… ко всему этому.
Надо было рассказать. По всему выходило, что надо. Но Петр почему-то противился этой мысли. Какое Эле должно быть дело до того, из какой он семьи? Это что-то меняет в ее отношении к нему? Что, тогда уже не получится относиться к Петру так же, как к Поварницыну? Что, тогда Петр – не еще один «бедный мальчик», только с постельными привилегиями?
Петр размахнулся и швырнул банановую кожуру в раковину. А потом решительно направился в спальню. Он так непонятно до чего додумается. А мысль о том, что Эля там дома одна, а Поварницын шляется где-то на свободе – невыносима. И пофиг, что он выглядит как хлюпик и маменькин сынок. Внешность обманчива. Вспомните об этом, гражданин следователь, это азы вашей профессии. А загнанный зверь опасен вдвойне.
Звонок телефона застал его на пороге спальни, Петр резко развернулся, в два шага подошел к барной стойке и взял телефон.
Эля.
Сердце коротко и сильно бухнуло и тут же заныло.
– Да?
В трубке было тихо. Только в ухе у него шумела кровь.
– Эля? Эля, говори!
– Приезжай, – раздалось, наконец, тихое.
– Что случилось?! – он прижимал одной рукой телефон к уху, а другой торопливо стаскивал с себя домашние шорты. – Поварницын?! Он у тебя?!
– Нет. Я одна. Просто… Приезжай. Пожалуйста.
В голове не было нормальных, связных, рациональных мыслей. Вообще! И это состояние стало для Петра новым, и что с ним делать, он не знал.
Эля в самом деле дома одна? А почему такой голос? А если там Поварницын? Если он угрожает ей?! Если захватил и держит заложницей?! Так, табельное надо взять. Подкрепление вызвать?
А если Эля в самом деле одна? Он же выставит себя дураком. И тогда точно надо будет брать самоотвод, хрен такое объяснишь. Он же должен быть осторожным. А если там и в самом деле Поварницын? Черт!
Доехал он до Эли в совершенно растрепанном состоянии и с расстегнутой кобурой. На всякий случай.
Она открыла дверь сразу.
– Ты одна?
– Я же сказала.
Да ты уже много чего сказала!
– Стой тут, не двигайся.
Сняв пистолет с предохранителя, он пошел проверять квартиру.
А спустя пять минут вернулся в прихожую. А оружие вернулось в кобуру. В квартире и в самом деле больше никого не было.
– Эля, что случилось?
Она какое-то время смотрела на него молча. А потом шагнула, ткнулась носом в грудь и обняла за спину.
– Я не могу без тебя. Прости.
От его шумного выдоха чуть не упал шарф с полочки. Эля, твою мать! Я тут чуть группу немедленного реагирования не поднял по тревоге, а ты…
Но руки его уже обнимали ее, прижимая к себе крепче, а губы шептали в светлую макушку: «Все хорошо. Все в порядке. Я здесь».