Предположим, я показываю такому пациенту ручку (оригинальный пример в эру смс-сообщений!) и прошу его описать предмет. «Это тонкая длинная вещь с заостренным концом. Она округлая и блестящая», – следует ответ, и пациент точно называет цвет ручки. До сих пор все в порядке, но, когда я прошу пациента назвать этот объект, он отвечает: «Это нож». Возможно ли, чтобы пациент забыл значения слов? Нет, когда я прошу пациента описать функцию объекта и изобразить, как его использовать, он говорит: «Чтобы резать пищу» – и делает режущие движения. Кажется, что пациент действительно видит ручку как нож, несмотря на то что визуальные признаки объекта были определены правильно.
Мы только что наблюдали зрительную предметную агнозию – одну из форм агнозии. Это расстройство относительно редко встречается в чистом виде, но оно было изучено многими нейрофизиологами и нейропсихологами. Описанный Александром Лурием пациент смотрел на изображение очков и пытался догадаться: «…кружок, еще кружок, какая-то перекладина… это может быть велосипед». Генри Хекэн и Мартин Альберт описали пациента, который воспринимал ручку и сигару как «цилиндрические объекты или какие-то палочки», а велосипед – как «шест с двумя колесами, одно впереди, другое сзади» и был не способен идентифицировать их3. Что особенно характерно для зрительной предметной агнозии, пациент может точно определить визуальные свойства объекта или рисунка и даже может нарисовать объект правильно, но он не знает, что это такое. И это не дефицит наименований, потому что тот способ, которым пациент называет объект, совпадает с тем, как он описывает или изображает его функцию. Этот пациент ведет себя как человек, который никогда раньше не сталкивался с данным объектом, несмотря на то что он, скорее всего, был знаком с ним. Словно мысленное представление о категориях вещей, которое в норме позволяет нам распознавать отдельные объекты как принадлежащие к той или иной категории (ручку как ручку, а велосипед как велосипед), стерлось из мозга пациента или, по крайней мере, сильно поблекло. На самом деле именно это и произошло. Ганс-Лукас Тойбер писал, что восприятие такого пациента «отделено от значения объекта».
Но теперь наступает момент откровения. Я прошу пациента взять объект в руки и исследовать его при помощи осязания. Пациент немедленно распознает объект как ручку. Или же я открываю и демонстрирую пишущий кончик ручки, несколько раз нажимая на кнопку: раздается характерный щелкающий звук, и пациент так же моментально распознает предмет как ручку. Теперь мы знаем, что мысленное представление о категории «ручки» не полностью стерлось. Стал неявным только его визуальный аспект, ведь сразу же, как только включаются другие чувства – проприорецепция и слух, – пациент легко распознает объект. Повреждение, которое вызывает это своеобразное расстройство, называемое зрительной предметной агнозией, обнаруживается в левом полушарии; точнее, в затылочно-височной области левого полушария.
Если мы будем двигаться по коре головного мозга чуть вверх и вперед – в пределах левого полушария, – то нам встретится область теменной доли, повреждение которой может вызвать подобное расстройство, но затрагивающее способность распознавать объекты на ощупь, через тактильные и проприорецептивные каналы. Это расстройство называется астереогнозия. Предположим, мы дали ручку в руки пациенту и попросили его закрыть глаза. Пациент может так описать предмет: «Это продолговатая тонкая вещь цилиндрической формы, с гладкой поверхностью… какая-то палочка». Но в тот момент, когда пациент откроет глаза, он узнает, что представляет собой объект, и скажет: «Ручка». Как и в предыдущем примере, пациент может правильно описать форму и поверхность ручки, но он не способен интегрировать эти сенсорные ощущения в связное восприятие, как будто он никогда не встречался с таким объектом. В этом случае дефицит связан и ограничивается только тактильными и проприорецептивными ощущениями.