В самых разных областях человеческой деятельности стимулом к творческому процессу становятся уже существующие идеи. Возьмем зарождение автомобильной промышленности. До 1908 года сборка каждого автомобиля осуществлялась вручную и была весьма трудозатратной: разные части монтировали в разных местах, а потом уже собирали вместе. Генри Форд предложил революционный подход: он упростил процесс, поместив производство и сборочный конвейер под одну крышу. На одном конце завода загружали уголь, руду и дерево, а на другом конце с конвейера сходили новенькие Model T: «Вместо того чтобы работа стояла на линии сборки, а рабочие передвигались вдоль нее, линия сборки позволила, чтобы рабочие оставались на своих местах, а работа двигалась»[28]. Новые автомобили сходили с конвейера как горячие пирожки. Это было рождением огромной новой отрасли.
Однако, как и в случае с iPhone, у сборочного конвейера Форда длинная генеалогия. В начале XIX века Эли Уитни, работая над военными заказами для армии, выдвинул принцип взаимозаменяемости деталей на сборке. Это нововведение позволило чинить вышедшие из строя ружья, используя части от других ружей. Для Форда идея взаимозаменяемости деталей стала настоящей находкой: вместо того чтобы производить детали для каждого отдельного автомобиля, детали можно выпускать крупными партиями. Еще раньше поточное производство с четкой последовательностью всех этапов значительно ускорило рабочий процесс на табачных фабриках. Форд нашел идею гениальной и взял ее на вооружение. А о конвейерной линии он узнал благодаря производству фасованного мяса в Чикаго. Позже Форд признавался: «Я не изобрел ничего нового. Я просто применил к автомобилю открытия других людей, за которыми стояли столетия работы».
«Промывание» истории в поисках драгоценных крупиц идей имеет место не только в области технологий, но и в искусстве. Сэмюэл Кольридж был выдающимся поэтом-романтиком: страстным, импульсивным, с бурным воображением. Он говорил, что поэма «Кубла-хан» пришла к нему в опиумном сне. Казалось бы, вот поэт, с которым разговаривают музы.
Тем не менее после смерти Кольриджа Джон Лоус, изучавший библиотеку поэта и личные дневники, скрупулезно разложил на составляющие его творческий процесс[29]. В записях Кольриджа Лоус обнаружил, что книги, находившиеся в кабинете поэта, «оказали… невидимое влияние практически на все его произведения». Строки «Сказания о старом мореходе» Кольриджа о морских созданиях, которые «мелькали здесь и тут / По золотым струям…»[30], соотносились с рассказом путешественника и исследователя капитана Кука о светящихся рыбах, создающих эффект искусственного огня в воде[31]. Описание «кровавого Солнца» у Кольриджа Лоус сравнил с описанием Фальконера в поэме «Кораблекрушение» — «кроваво-красный блеск». Строфа за строфой Лоус находил все больше совпадений с текстами, стоявшими на книжных полках поэта. Лоус пришел к заключению, что бурное воображение Кольриджа питали вполне конкретные литературные источники. Все восходит к своей родословной. Как отметила Джойс Оутс: «[Искусство], как науку, следует считать совместным усилием — попыткой одного человека озвучить мысли многих, попыткой синтезировать, изучать и анализировать».
Библиотека Кольриджа служила для него тем же, чем идеи Крамера для Джонатана Айва, а идеи Уитни для Форда, — ресурсом, из которого можно черпать информацию, переваривать ее и трансформировать.
А что насчет идеи, изобретения или произведения, равного которому не было создано за последние семьсот лет? Ведь именно так Ричардсон высказался об «Авиньонских девицах» Пикассо. Даже в столь оригинальной работе можно проследить генеалогию. Еще за поколение до Пикассо прогрессивные художники начали отходить от реалистичной манеры письма, преобладавшей во Франции XIX века. Поль Сезанн, умерший за год до появления «Авиньонских девиц», первым разбил зрительную плоскость на геометрические формы и пятна краски. Его картина «Гора Сен-Виктуар» напоминает пазл. Впоследствии Пикассо признавался, что Сезанн был его «единственным и неповторимым учителем».
«Гора Сен-Виктуар» Поля Сезанна
Кроме того, в «Авиньонских девицах» прослеживаются отголоски еще одного произведения, которым владел друг Пикассо, — алтарной картины «Открытие пятой печати» («Видение святого Иоанна»), написанной в XVII веке Эль Греко. Пикассо неоднократно приходил к другу, чтобы увидеть ее, и композиция его картины соответствует расположению обнаженных фигур на полотне Эль Греко. Необычные пропорции изображения отозвались в картине Пикассо.
29
John Livingston Lowes. The Road to Xanadu; a Study in the Ways of the Imagination (Boston: Houghton Mifflin Company, 1927).
31
John Livingston Lowes. The Road to Xanadu; a Study in the Ways of the Imagination (Boston: Houghton Mifflin Company, 1927).