Паралитик сглотнул. Он был взволнован.
«А как записаться к вам на прием? Это, наверно, очень дорого?»
Ретурнист растянул губы в профессиональной улыбке.
«Один сеанс – 100 у.е. Медицинская страховка, к сожалению, на гештальт-анализ не распространяется».
«Сто у.е.! Ничего себе!»
«Я же не сам назначаю таксу, – терапевт развел руками. – Это решают менеджеры».
«А из скольких сеансов состоит курс?»
«Это очень индивидуально. Подробный рассказ о прожитой жизни, с двадцатью четырьмя вопросниками, проверочными тестами, сессиями психорелаксации – это, в зависимости от возраста пациента, три—шесть сеансов. Потом можно приступать к поиску. Иногда, впрочем, „точка возврата“ определяется сразу, на первой же консультации. Если пациент сам знает, где его жизнь „засбоила“, и это его гложет. Но иногда приходится здорово покопаться. Например, один писатель, довольно известный (имени, естественно, не называю) двадцать пять лет назад не сделал некий телефонный звонок. И это его подломило. Потом всю жизнь он крутился на холостом ходу, не написал больше ничего стоящего, хотя когда-то слыл талантом. Неприятное воспоминание он давным-давно не то чтобы совсем вытеснил из памяти, но очень глубоко зарыл, да еще нарочно снизил и обесценил. Одиннадцать сеансов я с ним промучился, но в конце концов дорылись. Очень помогает локализация всех эпизодов дежа-векю. Самый ценный материал. Вот на днях у меня был поразительно интересный случай. Хотите, расскажу? Чтоб вы себе лучше представляли, как мы работаем».
«Очень хочу!»
Если ретурнист хотел заинтриговать слушателя, ему это удалось. Инвалид смотрел на него с надеждой и испугом, боясь пропустить хоть слово.
«Минутку… – Из кармана пиджака гештальтист вынул все тот же электронный блокнот, побродил по меню. – Я веду записи, для памяти. Помечаю самое существенное. А, вот: „Екклесиаст“. Какое, между прочим, совпадение! Мы тут с вами поминали царя иерусалимского, а этот пациент у меня проходит под таким же кодовым именем. Сейчас поймете, почему я его так назвал…»
«Зачем это – кодовое имя?»
«Ну как же! Гештальт-исследование – штука очень деликатная. Мы гарантируем полную анонимность. На карте пациента подлинное имя не ставится. И потом, у нас иногда бывают групповые сеансы. Там у всех прозвища».
«Понятно. Вы рассказывайте».
«У этого пациента симптоматика дежа-векю была выражена в необычайно развитой, почти патологической степени. Он и сам считал эту особенность своей психики аномальной. Даже пробовал лечиться у традиционных психотерапевтов, но они признали его совершенно здоровым. В конце концов он попал ко мне. У среднестатистического человека эффект „уже прожитого“ случается раз в несколько месяцев. Мой Екклесиаст испытывал это ощущение каждый вечер, перед погружением в сон. Такое, знаете, отчетливое чувство, что день был прожит не первый раз. Это мучило пациента. С годами у него образовалось нечто типа навязчивой идеи. Он мечтал хоть однажды уснуть с «ощущением свежести» (это его собственное выражение). Но не получалось.
Из-за этого Екклесиаст совершил в жизни несколько нетипичных для его характера поступков (он их называл «зигзаги»). Иногда без какой-либо внятной цели. Просто чтобы выбраться из разъезженной колеи, избавиться от навязчивого привкуса вторичности – этого самого «нет ничего нового под солнцем». Так, в юности он дважды переходил из института в институт. Добровольно пошел на срочную службу в армию. Один раз добился перевода на работу в другой город. А пару лет назад совершил самый отчаянный поступок. До сих пор не может поверить, что решился. По натуре Екклесиаст типичный такой соглашатель, ненавидит прямые конфликты и лобовые столкновения. Мягкий человек. В семье чувствовал себя комфортно в роли ведомого. Жена у него была для такого склада личности идеальная – дама с характером, доминирующего типа. Как это часто бывает с подкаблучниками, Екклесиаст в качестве психологической компенсации имел длительную связь на стороне. С одной коллегой, его подчиненной. Классическая ситуация «Осеннего марафона». Имитация полноценной эмоциональной жизни на стыке двух стрессовых зон. С одной стороны, страх разоблачения, с другой – моральные обязательства и жалость.
Однажды возвращается он домой от любовницы, что-то такое врет, а жена ловит его на несостыковках, впадает в истерику и по щеке, по щеке. Раньше у них до такого не доходило. Покричали оба, она поплакала, легли спать порознь. Самое поразительное, что он, по его словам, во время этой безобразной сцены испытывал странный подъем. Вертелась у него в голове мысль: вот этого со мной точно никогда не было – чтоб наотмашь по физиономии справа, а потом слева. Лег он на диване, закрыл глаза. Какие-то предсонные видения, замедление работы сознания. Вдруг – щелк! И ярчайшее дежа-векю. Ладонь жены, бьющая его по щеке. И снова, и снова! У нас это называется «эхом». Оказывается, и безобразный скандал с благоверной уже был!
С Екклесиаста сон как рукой сняло. Говорит, всё дальнейшее произошло совершенно спонтанно. Он встал, оделся. Зашел в спальню к жене. Сказал: «Прощай. Я ухожу». Начала кричать – с силой оттолкнул ее. Она от изумления потеряла дар речи. Он побросал в чемодан вещи – и к любовнице. Горд был несказанно. Не ожидал от себя такой решительности.
Проговорили они с любовницей полночи. Строили планы на будущее. Выпили. Ну и все такое. Оба счастливы, каждый по своей причине. Наконец, собрались спать. Она протягивает руку к ночнику – и Екклесиаст внезапно понимает: сейчас она скажет «какое, оказывается, счастье – просто тушить свет». Она говорит: «Какое, оказывается, счастье – просто тушить свет». Лампа гаснет.
Екклесиаст сжал виски пальцами и заплакал. А утром вместо работы отправился в нашу клинику.
Бился я с ним… сейчас скажу… тридцать семь сеансов, по одному в неделю. Я даже к гипнозу прибегал, чтобы вызвать из подкорки какие-то глубоко запрятанные воспоминания. Ничего. Холодно!
Я уж стал ему внушать, что, возможно, его «точка возврата» еще впереди. Такое тоже возможно. Надо, мол, быть начеку и не сплоховать, когда наступит решающий момент. Жалко же человека! Немалые деньги тратит, чуть не год промучились, а толку ноль. Все равно каждый вечер, как штык, у него дежа-векю. Этого не случалось, только если сильно выпьет. Другой бы на его месте спился, но Екклесиасту злоупотреблять алкоголем не позволяло здоровье. Желудок у него слабый.
Вдруг что-то случается.
Пропустил он назначенное рандеву. Не позвонил. Я его не тереблю. Мало ли что? Мог бы, конечно, попрощаться из вежливости. Но, с другой стороны, благодарить ему меня особенно не за что.
Позвонила ему наша секретарша. У нас в клинике так принято. Все ли, мол, у вас в порядке. Не желаете ли переназначиться.
Приду, говорит он. В последний раз.
И приходит.
Я смотрю на него – не узнаю. Вроде тот человек, а вроде не тот. Держится иначе, выглядит иначе, иначе говорит.
То, что он мне рассказал, я потом специально с диктофона расшифровал. Думаю использовать для доклада на конференции.
Хотите, прочту?»
«Конечно, хочу. Читайте!»