Ах ты, думаю, государственник херов. Хапуга! Ездишь на «мерседесе», дача на заливе, дочка в Англии учится в частной школе, сам метишь в председатели горсуда. Но вслух ничего такого, конечно, не говорю. Продолжаю блеять про милосердие. С таким диагнозом даже осужденных из мест заключения комиссуют, а этот ведь только еще подследственный, и обвинительная база очень слабая.
Надоело председателю со мной препираться. Говорит, вкрадчиво так:
– Хотите особое мнение? Ваше право.
И уверен, гнида, на сто процентов, что я спасую. По нынешним временам особое мнение в таком деле – это скандал неслыханный, конец всему.
У меня внутри все сжалось. Вдруг слышу собственный голос, очень отчетливо: «Особое мнение заявлять не буду, но все-таки это как-то не по-человечески». А сам еще ни слова не произнес, зубы сжаты. Было это уже, было! Дежа вю. То бишь, дежа векю!
Затрясло меня. И я сказал – медленно, громко:
– Вот именно. Мое право. Я напишу особое мнение.
И будто звон какой-то в ушах… Даже не знаю, как описать. В детстве, бывало, нырнешь с вышки – я любил, хорошо прыгал – уйдешь глубоко под воду, потом вверх, вверх, воздуха не хватает, выскочил на поверхность – и первый вдох…»
Ретурнист оторвал взгляд от блокнота.
«Дальше он тут пытается передать свои ощущения от преодоления „точки возврата“, но рассказчик из Екклесиаста, как вы могли заметить, так себе. Искусством словесной метафоры он, во всяком случае, не владеет. Поэтому я своими словами.
В судейской комнате он пережил классический катарсис. Ощущение, которое испытывает душа, вырываясь из колеи, наезженной за предыдущие жизни, многократно описано в специальной литературе. Это вроде второго рождения на свет. Не буду тратить время.
Совещание продолжалось долго. Председательствующий попросил другого заседателя выйти и накинулся на Екклесиаста. На «ты», да с матом, да с угрозами. А Екклесиасту было все равно. Он прислушивался к тому, что у него внутри происходило.
Никакого особого мнения ему в результате написать не дали. Просто перенесли заседание, а на следующее назначили другой состав судей. Так что больному Екклесиаст все равно не помог. Зато себе навредил по полной.
С работы ему надо уходить, это без вариантов. А куда? В адвокатуру? Но у него ни опыта, ни сноровки, да и возраст уже не тот, с нуля начинать. И потом, хороший адвокат сегодня – это кто? Тот, кто знает, кому и сколько заносить. Это уж точно не по части моего пациента. Опять же, среди судей, с которыми адвокату надо договариваться, у него теперь понятно какая репутация.
С молодой женой тоже раздрай. Она вообще довольно скоро стала похожа на предыдущую супругу: тот же доминирующий тип. Ну, это естественно с точки зрения типологии межличностных отношений. А после этого конфузного происшествия стало – хоть домой не приходи. Женщина ведь работает там же, секретарем. Дитя системы. С ее точки зрения, Екклесиаст с ума сошел. «Ты псих! Ты лузер! Тебя лечить надо!», и все такое.
По всем параметрам жизнь моего пациента превратилась в ад. А он, представьте себе, счастлив. Никогда не испытывал такой полноты жизни, такой свежести бытия. Оказывается, «иголка» его судьбы бог знает сколько инкарнаций спотыкалась на солнечном зайчике, а тут вдруг взяла – и проскочила. Представляете?
Это, конечно, не гарантия того, что у него «мелодия» до конца чисто доиграет. Наверняка будут и другие засады, где он может споткнуться. Придется жить заново. Но одно могу гарантировать: на той же самой «точке возврата» он больше не сорвется. Это сто процентов».
С этими словами гештальтист-ретурнист горделиво захлопнул свой электронный блокнот и спрятал его в карман.
«Ну как вам? Заставляет задуматься, не правда ли?»
Можно было не спрашивать. К концу истории старик от нетерпения и возбуждения весь изъерзался – насколько способен изъерзаться парализованный: дергал головой и чуть раскачивался в кресле.
«Доктор, вы должны меня выслушать! У меня в семьдесят третьем тоже был один случай… Я думаю, это по вашей части! У вас есть еще пять минут?»
«У меня-то есть, а за вами уже пришли. – Терапевт показал на аллею, по которой быстро шла школьница в клетчатой юбке. – Это ведь ваша внучка?»
«Ничего, я скажу, чтоб еще немножко погуляла. И вообще, она умная девочка. Я вас с ней познакомлю».
«Нет, хватит с меня на сегодня девочек», – непонятно ответил собеседник. Он внезапно потерял всякий интерес к разговору. Очевидно, относился к разряду людей, которые обожают говорить сами, а слушать других им скучно.
«Что?»
«Извините, мне пора».
Альбинос слегка поклонился и хотел ретироваться обратно в кусты.
«Где находится ваша клиника? – крикнул инвалид. – Я достану деньги! Хочу записаться к вам на прием!»
«Зачем вам зря у.е. тратить? – донеслось из кустов. – Методика вам теперь понятна. Попробуйте сами. Может, получится?»
14:40
Пройдя по газону, белоголовый оказался на соседней дорожке. Поглядел направо, налево, пожал плечами и быстро зашагал к выходу из парка. Настроение у него стало еще лучше. По аллее он несся чуть не вприпрыжку. Лет тридцать ему можно было дать, никак не больше. Даже наряд, который утром казался старомодным, теперь воспринимался иначе: просторный льняной костюм с элегантной, тщательно продуманной небрежностью свободно висел на стройной фигуре, тупоносые туфли смотрелись стильно.
Бодро стуча каблуками, альбинос дошел до Кирочной, потом до Литейного и слился с обеденной толпой. По людным местам он гулял долго, часа два. Прошел до начала Невского, повернул обратно. За все время ни разу не присел и нигде не останавливался дольше, чем на несколько секунд. При этом у бездельника был такой вид, словно он занимается важным, ответственным делом. Может, ищет кого-то, очень нужного.
Глазами, во всяком случае, он стрелял во все стороны. Всматривался во встречных. Назад только ни разу не обернулся.
Зря, между прочим.
Если б оглядывался, то, возможно, заметил бы, что за ним, отстав метров на двадцать, идет некий человек, старательно соблюдая дистанцию. Если она увеличивалась, человек прибавлял ходу. Если объект наблюдения замедлял шаг, «хвост» приседал и начинал возиться со шнурком.
Черт знает, сколько времени уже длилась эта слежка. То, что это слежка, окончательно прояснилось, когда беловолосый свернул с Невского.
16:59
Произошло это вот как.
У стены старинного доходного дома, повернувшись спиной к улице, стояла молодая женщина, разговаривала по мобильному. В одной руке у нее были пластиковые пакеты с покупками, в другой кожаный портфель. Ставить всё это на землю дама не хотела, поэтому разговаривать ей было очень неудобно. Трубку она зажимала между головой и плечом – и в конце концов телефон выскользнул, грохнулся об асфальт, разлетелся на несколько частей.
С уст женщины сорвалось сильное выражение (это случается даже с очень приличными дамами). Она села на корточки. Поклажу пришлось все-таки поставить на тротуар. Один пакет немедленно накренился, из него выкатилась сине-белая банка.
В этот момент на углу и появился бездельник-альбинос. Подошел, поднял укатившееся сгущенное молоко.
«Я его тоже люблю, с детства», – сказал он с улыбкой.
Женщина сердито поблагодарила и попросила:
«Подержите секундочку, а? Я только соберу эту заразу».
Повозилась немного – простонала:
«Пипец! Что за день такой? Всё через задницу!»
Посмотрела на молодого человека. Взгляд у нее был быстрый, моментально все схватывающий.
Улыбнулась, давая понять, что экзамен выдержан успешно.