«А, да… – Альбинос будто проснулся. – Мы не опоздали. Видите, детей еще не разобрали. Доведу вас до ворот и попрощаемся».
Они пересекли улицу. За ними тот же путь проделал «хвост», шмыгнув за фургон с надписью «Хлеб».
Готовясь отдать пакеты, физиономист сказал:
«Поразительней всего, что окончательный облик считывается даже по детским лицам. Меня самого пугает, что я гляжу на какого-нибудь карапуза и отчетливо вижу, как он кончит. Вот посмотрите на мальчонку с трансформером в руках, вон того… Он доживет до глубокой-глубокой старости, аж до двадцать второго века. А рыженький, с машинкой, погибнет внезапно, он будет храбрый и красивый… На маленьких девочках концентрироваться еще интересней».
Он говорил увлеченно, не обращая внимания на то, что слушательница молчит. Рука, которой Александра прикрывала лицо, опустилась и сжалась – побелели костяшки.
«Что совершенно невозможно угадать – кто из них вырастет красивой, а кто нет. Середину жизни я увидеть не могу, она слишком динамична. Но зато могу точно сказать, к какому финалу они придут, и уже оттуда размотать клубок обратно… Вон та щекастенькая превратится в сдобную старушку. Скончается, окруженная детьми и внуками. Черненькая – кошмар какой, что это? Катастрофа или что-то в этом роде. Бедняжка… А посмотрите на носатенькую, со смешными косичками! Вот это, действительно, будет нечто особенное…»
Он поперхнулся от сильного удара кулаком в ребра. Изумленно повернул голову, увидел горящие ненавистью глаза.
«Заткнись, сволочь. Это моя дочь! И вообще, вали отсюда, пока я тебе глаза не вырвала!»
Физиономист попятился.
«Оказывается, слово „сволочь“ вы умеете произносить по-разному», – пролепетал он с довольно жалкой улыбкой.
Однако женщина шутить была не расположена.
«Чтоб я тебя больше никогда не видела. Физиономист!» – прошипела она.
«Не бойтесь. Не увидите».
Понурившись, он поставил сумки, как-то неопределенно плеснул рукой – то ли отмахнулся, то ли попрощался.
Вжал голову в плечи, быстро пошел прочь.
Мать смотрела ему вслед, яростно прищурившись.
Из-за фургона вышел человек и, не скрываясь от Александры, двинулся перебежками за физиономистом.
Женщина открыла рот, чтобы крикнуть, предупредить. Но не сделала этого. Передернулась, подняла пакеты и не оглядываясь направилась к воротам. Как будто вычеркнула из памяти весь этот малопонятный эпизод.
«Маришка! – громко позвала она. – А ну, собирайся. За тобой приплыла чудо-юдо-рыба-кит!»
17:40
Переживал альбинос недолго. Минут пять, десять. Потом расправил плечи, тряхнул головой, остановился и о чем-то задумался. По свежему лицу скользнула нежная, хитроватая улыбка.
Набрал номер на телефоне.
«Лида, привет. Это я».
«Привет, Фрол, – ответили ему. – Сделал свои срочные дела?»
Он удивился.
«Фрол? Почему?»
«Не угадала?»
«Ты не угадываешь. Ты нарекаешь. Но что это за имя – Фрол? Я никогда никого не встречал с таким именем!»
«Я тоже. Поэтому и назвала. Не нравится? Придумаю другое».
«Да нет, в принципе нормально… Фрол… – Он выглядел взволнованным – даже переложил трубку в другую руку. – Кажется, мне с тобой ужасно повезло! Хочется сделать для тебя что-нибудь особенное. Ты далеко ушла?»
«Нет. Собиралась домой, но что-то неохота. На Невском зашла в кафешку, чаю жасминного выпить».
«Давай я к тебе подгребу. Прямо сейчас. Сходим куда-нибудь».
«Давай, – без колебаний и жеманства сказала девушка. – А то я тебя даже не рассмотрела толком. Пытаюсь вспомнить и не могу. Что-то белое, с цеплючими глазами».
Он засмеялся:
«Ничего себе портретик. Что за кафе?»
«Да ну его. Пойдем лучше в кино. Ты не видел „Бюро любых услуг“, английский? Всюду реклама висит. Нет? Давай тогда встретимся в „Родине“, перед кассой».
«Супер. Через пятнадцать минут. Как раз у меня будет время стать Фролом».
17:55
Когда Лида подошла к кинотеатру, он уже был там.
«Облом. Билеты проданы. На все сеансы».
Она не скрываясь рассматривала его – тем особенным взглядом, который бывает только у очень молодых девушек: непостижимое сочетание доверчивости и недоверия.
«Ты изменился, – сказала она наконец. – Если б не светлые волосы, не узнала бы. Мне показалось, тебе где-то под тридцатник. А ты, как я. Где учишься?»
«Это я ради Фрола помолодел, – объяснил он, пропустив вопрос мимо ушей. – Фрол – это обрусевший „Флор“, то есть „цветущий“. Вот я и расцвел… Билетов, говорю, нет. Кончились».
«Жалко. Хотела посмотреть».
«Да я видел, если честно. Нормальный фильм. Я бы посмотрел и второй раз. Особенно, если с тобой».
«Что делать будем? Идеи есть?»
В ожидании ответа Лида чуть насторожилась. Он понял ее правильно, засмеялся.
«Первый тест, да? Выбери правильный ответ?
1. Пойдем ко мне, у меня это кино на диске есть.
2. Пойдем куда-нибудь поужинаем.
3. Давай так погуляем.
4. Другой вариант».
Она тоже улыбнулась, но ничего не сказала – просто ждала ответа. С характером оказалась девушка.
Фрол начал загибать пальцы:
«Первый вариант отпадает. Явная засада для простушки. Второй тоже вычеркиваем – за пошлость. „Сначала дэвушку ужинаэм, вах, потом эе танцуэм“. Третий не лучше. То ли жмот несусветный, то ли денег нет, а для половозрелого парня это стыдно. Значит, выбираю четвертое. Другой вариант».
«Какой?»
«Посидим где-нибудь, кофейку попьем. Я тебе кино своими словами перескажу.
Чего ты смеешься? Я серьезно. Я пацанам в армии, когда делать не фига было, всегда фильмы или книжки пересказывал. Слушали – рты разевали. Честно».
«Оригинально, – с уважением признала она. – Так меня еще никто не клеил. А не боишься, что зрительный зал опустеет? Я редко какое кино до конца досматриваю. Скучно становится – ухожу».
«У меня не уйдешь. „Фрол пикчерз“ – студия класса „А“. Веников не вяжет».
Лида еще немножко поколебалась и кивнула.
«Ладно. Давай посмотрим, какой из тебя кинематографист. Я вообще-то хорошая слушательница. Не перебиваю, с вопросами не лезу. Но имей в виду. Если потихоньку встану и, стараясь не шуметь, пойду к выходу, ты меня не останавливай».
18:20
«Готова слушать? Ну, поехали», – начал Фрол, когда им принесли кофе.
«Под титры и музыку – она такая тревожная, одновременно манящая и пугающая – по шоссе мчится автомобиль. Пустые поля, плавные холмы. Навигатор говорит: „Через сто метров поворот направо“.
За рулем мужчина. Лицо у него застывшее, губа прикушена. Он проносится через перекресток и поворачивает, не сбрасывая скорости. Видно указатели, какие-то названия городков или деревень, нормальному человеку неизвестные. Кроме одного: «Париж 238 км». То есть, понятно, что дело происходит во Франции.
Шоссе так себе, по одному ряду в каждую сторону. На дорожном знаке ограничение скорости 90 км. Но этот гонит бешено, стрелка спидометра ползет от ста двадцати к ста сорока.
А мужик вдруг раз – зажмурил глаза.
Экран весь становится черный. И громкий-громкий телефонный звонок.
Заспанный мужской голос говорит: «Алло, кто это?»
Другой, тоже мужской:
«Майк, это Ральф. Извини, что разбудил… Тут такое дело…»
И эхо: «тут такое дело, тут такое дело, тут такое дело…»
Снова видно лицо водителя. Оно искажено гримасой. Глаза закрыты, зубы стиснуты, пальцы вцепились в руль.
Вдруг оглушительный гудок. Как раз и титры проскочили.
Мужик – это его зовут «Майк» – открывает глаза. Прямо навстречу, по разделительной, клаксоня изо всей мочи, несется огромный трейлер.
Майк резко, в самый последний миг, выворачивает руль. Тачка чуть не вылетает в кювет. Визг, скрежет. Но как-то он все-таки справляется, удерживается на полотне.
Тормозит. Оборачивается.
Трейлер уносится прочь, дудит, уже не тревожно, а злобно. Типа: «Ко-зел! Козел!»