— Ванесса хотят, а если мальчик, то Кристоф, — на мгновенье по лицу Язона скользнула улыбка, но быстро исчезла. Он отвернулся.
— Хорошее имя… ладно… Хайме, удачи тебе.
— И тебе…
Зимородок фыркнул насмешливо, повернулся и зашагал к воротам.
Стражники ждали его. Еще немного помялись, соображая, но на полдороги спохватились, побежали выполнять свой долг. Налетели разом, скрутили руки за спиной, Зимородок даже и не думал сопротивляться. Повалили на землю, принялись бить ногами… с чувством так…
Язон смотрел. Неподвижно. Закаменев, вытянувшись, словно пес, учуявший зверя. Нечеловеческое у него было лицо, нехорошее, страшно смотреть. Кажется, даже дышать перестал. Когда Зимородка подняли-таки и уволокли за ворота, Язон резко выдохнул, ударил вдруг со всей силы кулаком по бедру, крутанулся, едва не пнул ногой лошадь… Долго, громко и очень выразительно ругался такими словами, что Хайме аж покраснел до самых ушей.
Потом устал, сел на землю, закрыв руками лицо.
Хайме стало как-то неловко. Что он тут… что может сделать? Помочь нечем. Только мешать.
— Ну, я это… я пойду? — спросил несмело.
Язон посмотрел на него, тяжело сглотнул, в глазах сверкнули слезы.
— Иди, Кречет.
7
Уйти? Совсем? И попробовать забыть?
Пойти, отнести голову в Гельт и потребовать награду?
Хайме шел, взвалив на спину мешок, сам не зная куда.
Забыть он не сможет. Все, что случилось с ним в последние несколько дней — отрезало путь назад. Жить, как раньше — не выйдет. Пойти в Гельт он не решиться тоже, хотя бы потому, что для этого придется врать. Он не умеет врать.
Не умеет. С тоской все смотрел в небо — высокое, синее, птицы летают… раскинув крылья… Смотрел, и пугался самого себя — нельзя. Нечего ему на небо теперь смотреть. Искушение велико, нельзя подаваться, иначе душу уже не спасти. До дрожи, до липкого пота на спине… нельзя!
Как ему теперь?
Сорваться, все бросить! взмахнуть крыльями и…
Упрямо смотрел под ноги, в дорожную грязь.
Ужасно хотелось поговорить, хоть с кем-нибудь, рассказать, поделиться, спросить совета. Но только с кем? Кто у него есть? Тетка Каталина? Да как ей скажешь? Она тут же взвоет, потащит его в церковь каяться… Хорошо представлялось лицо старичка Франциска, перепуганное насмерть. Хорошо виделось, как тот отшатнется, попятится, беспрестанно осеняя бесовскую тварь крестным знамением, словно надеясь, что та сгинет вот-вот, словно морок. Или тетка не потащит? Кто знает? Нет, наверно в церковь не потащит, велит прятаться. В подвал. И сидеть там всю жизнь, опасаясь, что придут святые браться и отправят на костер. Мисочки с кашей ему приносить будет. Может и так. Но вот взвоет — это точно.
А друзей у него толком нет, всегда был нелюдим. Брат в поход уехал. Кому расскажешь?
Элиза? Милая, славная Элиза. До ее дома отсюда два дня пути. Она конечно поймет… выслушает и пожалеет…
Все шел…
Яблони у дороги — все в цвету. Беленькие.
Шаги в коридоре, скрип ключа в замке, глухой лязг.
— Эй! К тебе пришли!
Кое-как Зимородку удалось сесть, все тело болело и звенела голова. Солома под ним хрустнула — хорошая, сухая, свежая солома, не пожалели…
В дверях стояли двое.
— Марта! — Зимородок тихо, сквозь зубы, застонал. — Что ты здесь делаешь?!
Хотел было вскочить, но не вышло, нога подвернулась, едва не упал… гулко лязгнули кандалы. Темные круги поплыли перед глазами. Сел, раздумав вскакивать. Вместо Марты ответил Иеф.
— Мы просто зашли к тебе, Уль. Марту отпустили домой. Все нормально.
Голос неприятно дребезжал. Марта стояла, вцепившись в локоть королевского венатора, на ее бледном, строгом и ужасно собранном лице, нелепо выделяется распухший красный нос… глаза сухие, губы сжаты плотно. Держится, изо всех сил.
— Уль… — слов почти не слышно, но легко догадаться и так.
— Ничего, Марта, все будет хорошо.
Он попытался улыбнуться, правда вышло не очень, даже страшновато пожалуй… Язык ворочался с трудом, челюсть болела и губа разбита — это еще стража у ворот постаралась. Шикарная, должно быть, у него улыбка.
А у Иефа здоровенная, подсохшая уже, ссадина на скуле, и чуть-чуть на лбу.
— Кто это тебя так приложил?
— С лестницы упал, — буркнул тот, — ступенька подломилась. Сколько я им говорил, что починить надо.
Почти правдоподобно вышло, только чуть-чуть фальшиво. Конечно ступенька, что ж еще. Марта вздрогнула, рассеянно глянула на Иефа.
— Мессир венатор храбро дрался, — зачем-то сказала она. — Но их было слишком много.